Но долго потеть мне не пришлось. Вскоре танец закончился, и мы сели, и все опять начали болтать — «…очень жарко, очень много народу, мне очень скучно, мне очень весело, очень хорошо, очень плохо…», — но так как шумела музыка, разговор им быстро надоел. Они не сразу понимают, что болтают и смеются без причины. Потом они решили, что здесь нет ничего хорошего, все, скучно, поехали отсюда, все, поехали куда-нибудь!

Мы встали. Фикрет за всех заплатил. Мы с Ве-датом сделали вид, что хотим поделиться или добавить за себя из своих денег, но, как мы и ожда-ли, Фикрет не позволил нам даже заговорить о деньгах. Тут я заметил, что все стучат в стекло «БМВ» Тургая и смеются, и подошел посмотреть: Туран и Хюлья уснули в обнимку на заднем сиденье! Зейнеб восхищенно и весело расхохоталась, словно была сама влюблена и сильно переживала.

— Так они вообще не выходили из машины! — сообщила она затем.

Я подумал, что уже в мои годы девушка с парнем спят, обнявшись, как настоящие влюбленные.

Мы сели по машинам и уехали. Перед выездом на анкарское шоссе машина Тургая остановилась на перекрестке перед продавцом арбузов. Тургай вышел и заговорил о чем-то с продавцом в свете газовой лампы. Продавец, обернувшись, осмотрел остальные машины. Потом Тургай подошел и сказал Фикрету через открытое окно машины:

— Не дает, нет, говорит.

— Сами виноваты, — сказал Фикрет. — Такой толпой приехали.

— Что, нет, что ли? — спросила Гюльнур. — И что теперь делать?

— Если вы согласны на выпивку, то купим где-нибудь.

— Нет, пить я не хочу. Поехали куда-нибудь в аптеку.

— Что ты собираешься покупать в аптеке?

— А что другие говорят? — спросил Фикрет.

Тургай пошел к машине. Вскоре вернулся: «Говорят, давайте выпивку купим. — И, уже уходя, добавил: — Мы с тобой еще никого не столкнули на обочину!

— Понял! — сказал Фикрет.

Мы выехали на дорогу. Не доезжая до Мальтепе,[46]они облюбовали какой-то автомобиль с немецким номером и просевшим багажником, загруженный сверху чемоданами.

— Еще и «мерседес»! — хохотнул Фикрет. — Погнали, парни!

Он помигал машине Тургая дальним светом, а потом слегка притормозил, и наша машина осталась позади. Мы смотрели: сначала «БМВ» Тургая поравнялось с «мерседесом» слева, но потом, вместо того чтобы дать газу и быстро уехать, как делают при обгоне, он слегка придвинулся вправо и прижал «мерседес» к обочине, а «мерседес», сигналивший как оглашенный, немного повилял туда-сюда, а потом, чтобы не врезаться в машину Тургая, волей-неволей съехал с дороги. Все захохотали. «Мерседес» напоминал бегущую хромую собаку. Тургай поддал газу и уехал. Когда «мерседес» выбрался с обочины, Фикрету сказали:

— Теперь твоя очередь!

— Не сразу. Пусть немного придет в себя.

В «мерседесе» был только водитель. Я подумал, что это рабочий, вернувшийся из Германии. О каких-то подробностях мне сейчас даже думать не хотелось.

— Осторожно, ребята, не смотрите на него! — сказал Фикрет.

Он, как и Тургай, сначала объехал «мерседес» слева, а потом легонько подал вправо. Когда «мерседес» опять стал сигналить, девчонки захихикали, но, кажется, и немного испугались. Фикрет взял еще правее, и тогда колесо немца еще раз попало на обочину, и все лопались от смеха, когда его машина вновь начала прихрамывать.

— Вы видели его лицо?

Мы поддали газу и уехали. Через некоторое время машина Ведата, наверное, с успехом проделала то же самое, потому что мы услышали гневный, несчастный гудок «мерседеса». Потом мы все встретились на какой-то заправке. Они погасили фары, спрятались и, покатываясь от смеха, наблюдали, как «мерседес» немца медленно проехал мимо.

— Мне его даже жалко стало, — сказала Зейнеб.

Потом они начали взволнованно и радостно обсуждать, как все было, снова и снова рассказывать друг другу, как все произошло, и мне стало скучно. Я пошел в кафе на заправке, взял бутылку вина и попросил продавца открыть.

— Ты из Стамбула? — спросил он.

В кафе все сияло, как на витрине ювелирного магазина. Мне почему-то захотелось посидеть там немного, послушать певицу, певшую по маленькому приемнику турецкую песню, и забыть обо всем. В голове у меня проносились беспорядочные, запутанные мысли о страсти, о зле, об успехе и о любви.

— Да, из Стамбула.

— Куда это вы так едете?

— Да так, гуляем!

Буфетчик сонно и устало покачал головой с понимающим видом: «А-а-а… С девочками…»

Я собирался что-то ответить, словно это было нечто важное, и он терпеливо ждал, пока я скажу. но мне стали сигналить из машин. Я побежал туда. Где ты ходишь, возмущались они, «мерседес» из-за тебя упустим. Я-то думал, что все уже позади. Значит, нет. Мы помчались вперед и после Пендика[47]его увидели опять, он очень медленно, как усталый грузовик, ехал вверх, на холм. На этот раз сначала Тургай прижал «мерседес» слева, подвигая его в правый ряд, в это время Ведат прижал его справа, а мы сразу пристроились позади и поехали очень близко, едва не касаясь его. Так мы зажали его в тиски, из которых он мог бы выбраться, только если бы поехал быстрее нас. Через некоторое время он прибавил скорость, пытаясь избавиться от нас, но оторваться ему не удалось. Мы преследовали его, сигналя изо всех сил, слепя его сзади дальним светом. Потом все открыли окна, включили на полную громкость музыку, высунули руки и стали стучать по дверям несчастного «мерседеса», кричали, высунувшись из окна, горланили песни. Зажатый между нами бедный «мерседес» тоже испуганно сигналил, я и не знаю, сколько мы так мчались, мимо домов, кварталов и заводов, в этом шум, который постепенно усиливался. В конце концов немец догадался сбросить скорость, сзади нас начали скапливаться автобусы и грузовики, и поэтому нам пришлось оставить его, просигналив ему на прощанье в последний раз. Когда наша машина проезжала мимо, я обернулся и посмотрел на лицо рабочего, едва видное в темноте из-за зажженных фар. Нас он уже будто совершенно не видел. Мы заставили его ненадолго позабыть о своей жизни, воспоминаниях и будущем.

В голове у меня было пусто, я пил вино.

Мы, не останавливаясь, проехали поворот на Дженнет-хисар. Потом они решили прижать «анадол», в котором сидели забавные пожилые супруги, но почти сразу передумали. Проезжали мимо домов свиданий за заправкой, Фикрет стал сигналить и мигать фарами, но никому не было интересно. Мы проехали еще немного, и Джейлян сказала:

— Смотрите, что я сейчас сделаю!

Когда я обернулся, то увидел, что Джейлян высунула из заднего окна машины голые ноги. Я смотрел, как ее длинные загорелые ноги медленно двигались в свете ехавших следом автомобилей, словно что-то безнадежно искали вокруг себя в пустоте, похожие на ноги внимательной, вдумчивой профессиональной актрисы, освещенные прожекторами сцены. Ее голые ноги были белоснежными и, обдуваемые ветром, слегка покрылись мурашками. Потом Гюльнур взяла Джейлян за плечи и втащила внутрь.