– Да, леди Бошамп.

– Ленор, – нетерпеливо сказала Лилиан. – Ах, да, разве она не прекрасно поет и разве она не прелестна?

– Она прекрасно поет, и она очень мила, – сказала Стелла, все еще глядя на Мадонну.

Леди Лилиан тихо рассмеялась.

– Я очень люблю Ленор. Она тебе очень понравится, когда ты узнаешь ее получше. Она … я хотела сказать – очень имперская.

– Это правильно, – сказала Стелла, – она похожа на королеву, только красивее, чем большинство королев.

– Я так рада, что ты восхищаешься ею, – сказала леди Лилиан; затем она на мгновение замолчала, и ее белая рука, как чертополох, опустилась на темную голову рядом с ней. – Хочешь, я открою тебе секрет?

Стелла с улыбкой подняла глаза.

– Да, я обещаю хранить его.

Лилиан улыбнулась ей сверху вниз.

– Как странно ты это сказала, так серьезно. Да, я думаю, ты сохранила бы тайну до самой смерти. Но это не что-то в этом роде; это только то, что мы все надеемся, что Ленор станет моей сестрой.

Стелла не вздрогнула; не отвела глаз от бледного, прелестного лица, но в этих глазах появилось что-то, что не было ни удивлением, ни болью, но сильным, неопределимым выражением, как будто она затаила дыхание, пытаясь подавить любые признаки чувств.

– Ты хочешь сказать, что лорд Лейчестер женится на ней? – отчетливо произнесла она.

Леди Лилиан кивнула.

– Да, именно так. Разве это не было бы мило?

Стелла улыбнулась.

– Для лорда Лейчестера?

Леди Лилиан рассмеялась своим мягким смехом.

– Какая ты странная девушка, – сказала она, приглаживая шелковистые волосы. – Что мне на это сказать? Ну … да, конечно. И для Ленор тоже, – добавила она с оттенком гордости.

– Да, и для леди Ленор тоже, – сказала Стелла, и ее взгляд вернулся к Мадонне.

– Нам всем так не терпится увидеть Лейчестера женатым, – продолжала леди Лилиан с улыбкой. – Они говорят, что он … Такой дикий, я думаю, что это так, они говорят! Ах, они не видят его так, как вижу его я. Ты думаешь, он дикий?

Стелла побледнела. Напряжение было велико, ее сердце билось с трудом сдерживаемыми толчками. Нежная девушка не знала, как она мучает ее такими вопросами.

– Я? – пробормотала она. – Я не знаю. Я не могу сказать. Как я могу знать? Я едва знаю твоего брата.

– Ах, нет, я забыла, – сказала леди Лилиан. – Мне кажется, что мы так давно знали друг друга, а на днях утром встретились всего на несколько минут. Как это? У тебя есть какое-то обаяние, и ты спрятала его в цветах, которые подарила мне, так что я околдована, Стелла. Это ведь твое имя, не так ли? Это красивое имя; ты сердишься на меня за то, что я называю тебя так?

– Злюсь! Нет! – сказала Стелла, поднимая теплую, твердую руку и касаясь тонкой белой руки, лежащей на ее волосах. – Нет, мне нравится, когда ты называешь меня так.

– И ты будешь называть меня по-моему – Лилиан?

– Если ты этого хочешь, – сказала Стелла. – Да, я так и сделаю.

– И мы будем большими друзьями. Видишь, я сохранила твои цветы довольно прохладными и свежими, – и она указала на вазу, в которой стояли первоцветы в другом конце комнаты. – Я люблю полевые цветы. Они принадлежат самому небу, не так ли? Никакая человеческая рука ничего для них не делает и не помогает им расти.

Стелла слушала низкий, красивый голос с восторженным благоговением.

Леди Лилиан с улыбкой посмотрела на нее сверху вниз.

– Интересно, окажешь ли ты мне услугу, если я попрошу об этом? – спросила она.

– Я бы сделала для тебя все, что угодно, – сказала Стелла, глядя на нее снизу вверх.

– Ты пойдешь и сыграешь для меня? – сказала она. – Я знаю, что ты умеешь играть и петь, потому что я смотрела в твои глаза.

– Предположим, я скажу, что не могу, – сказала Стелла, тихо смеясь.

– Ты не можешь! – воскликнула леди Лилиан. – Я никогда не ошибаюсь. Лейчестер говорит, что я ведьма в таких делах.

– Хорошо, я попробую, – сказала Стелла, пересекла комнату, открыла крошечное пианино и начала играть сонату Шуберта.

– Я не могу играть, как леди Ленор, – сказала она почти про себя, но леди Лилиан услышала ее.

– Ты играешь изысканно, – сказала она.

– Нет, я не умею играть, – повторила Стелла почти с оттенком нетерпения; затем она подняла глаза, увидела Мадонну и, повинуясь минутному порыву, запела "Аве Мария" Гуно. В мире нет более изысканного произведения религиозной музыки, и это было любимое произведение Стеллы. Она пела его часто и в унылые школьные годы, со всей тоской в голосе; она пела его в торжественных соборах с проходами, когда благовония поднимались к сводчатой крыше; но она никогда не пела его так, как пела сейчас, теперь, когда странная, неопределимая боль наполняла ее сердце тоскливой смутной тоской. Леди Лилиан наклонилась вперед, губы ее приоткрылись, глаза наполнились слезами. Она была так увлечена, что не заметила, как открылась дверь, и в комнате появился лорд Лейчестер. Когда она увидела его, он поднял руку, чтобы заглушить любое слово приветствия, и стоял, опустив голову, его глаза были устремлены на лицо Стеллы, поднятое, белое и восхищенное. Пока он слушал, его красивое лицо побледнело, темные глаза потемнели от сильного волнения; он стоял у пианино внизу, пока леди Ленор пела, со спокойным, вежливым вниманием; здесь и в этот момент его сердце билось с сильным желанием наклониться и поцеловать обращенное к нему лицо, с сильным желанием привлечь к себе взгляды, заставить замолчать изысканный голос, превратить его умоляющую молитву в песню любви.

Совершенно бессознательно Стелла пела до конца, этот последний, протяжный, изысканный вздох; затем она повернулась и увидела его, но не пошевелилась, только побледнела, не сводя с него глаз. И вот они посмотрели друг на друга.

С усилием он разрушил чары и двинулся. Но он заговорил не с ней сразу, а с Лилиан.

– Я принес тебе кое-что, – сказал он тихим голосом и поднял набросок.

Леди Лилиан вскрикнула от восторга.

– И это для меня! О, Лейчестер, как это мило! Это прекрасно! Я знаю, кто ее нарисовал, это был твой дядя, Стелла! О, да, я знаю!

– Ты права, – сказал Лейчестер и направился к Стелле.

– Как я могу отблагодарить вас? – сказал он тихим голосом. – Теперь я знаю, почему вы не спели бы нам внизу! Вы были совершенно правы. Я бы не хотел, чтобы вы пели перед толпой в гостиной после ужина. Что мне сказать? Что я могу сказать?

Стелла подняла