У трехметрового витражного окна стояла Елена, одетая в темно-синее платье до пят с глубоким декольте и изящным жемчужным ожерельем на шее, распущенные волосы спускались к плечам. Елена выглядела почти девочкой. Глаза ее блестели, на щеках выступил румянец.

Рядом с ней стоял Альберт Кноффер – на голову ниже ее, во фраке с золотистой лентой поперек груди.

– Вы великолепны! – встав на носки, прошептал он на ухо Елене. – Вас ждет сюрприз. Пойдемте.

Кноффер взял ее под локоть и повел в дальний угол зала. Напыщенный лакей в белом парике и красном камзоле открыл неприметную деревянную дверь, и они вышли в боковую галерею. В полумраке на голых стенах тускло горели светильники. Елена поежилась от сквозняка. Музыка казалась далекой, будто оркестр играл в километре от них. В конце галереи они поднялись по витой чугунной лестнице, и Кноффер открыл металлическую кованую дверь.

Елена зажмурилась от яркого света. В углу небольшой прямоугольной комнаты в широком кожаном кресле восседал Виктор Курц. Его жирную тушу прикрывал безразмерный белый банный халат, на раскрасневшемся лбу блестели капли пота, будто глава Особой службы действительно только выбрался из парилки. Курц буравил Елену темными заплывшими глазками. Казалось, в них зрачки расширились настолько, что поглотили радужку.

Елена замерла от неожиданности, потом очнулась и сделала неловкий поклон.

Курц поморщился.

– Оставь это, – произнес он сильным низким голосом и пальцем поманил девушку к себе: – Подойди ближе.

Елена прошла несколько шагов вперед и разглядела в стене по правую руку от Курца небольшое окошко. За стеклом виднелись сверкающие люстры бального зала. На полу рядом с креслом стоял черный армейский бинокль.

– Я, милочка, весь вечер за тобой наблюдаю. – Лицо Курца расплылось в улыбке. – Ты предана мне так же, как твой отец?

– Да… – выдохнула Елена.

– Преданность надо доказывать делами. – Курц покачал головой, играя складками на шее. – Как молодая девушка может отблагодарить своего благодетеля?

– Я не знаю, – едва слышно проговорила Елена.

– Ну же, – пробасил Курц. – Женское чутье должно тебе подсказать.

– Я хочу уйти, – прошептала она, задрожав.

Елена попятилась, но уперлась спиной в Кноффера. Тот сзади обхватил ее за шею, не давая пошевелиться. Елена дернулась, ожерелье на ее груди лопнуло и жемчужные горошины застучали по паркету. Курц протянул руку, и будто холодные щупальца вошли в тело Елены, сковав ее волю.

Кноффер убрал руки. Елена, словно сомнамбула, медленно подошла к Курцу и встала перед ним на колени. Толстяк навис над ней, двумя руками сгреб на ее плечах платье и рывком разорвал его пополам…

Марк открыл глаза, убрал ладонь с головы Елены. «Зря я не выстрелил тогда в этого жирного борова!» – подумал он. Его трясло, во рту пересохло, в висках стучала кровь.

– Теперь ты все знаешь, – прошептала Елена. – Как тебе удалось?

– Мы называем это ментальным внедрением… – хрипло ответил Марк.

Он подошел к кухонной раковине, напился из-под крана и сполоснул лицо. Холодная вода привела его в чувство.

– Выходит, Мила – его дочь? – Марк повернулся к Елене.

Она молча кивнула. Он подошел уперся руками в подоконник. За окном буксир тянул по реке баржу, груженную углем. Тарахтел мотор, из закопченной трубы валил черный дым. На мостике стоял рулевой с сигаретой в зубах. Похоже, в жизни у него все шло отлично.

– Отец когда узнал? – спросил Марк.

– Поначалу я ему ничего не сказала. – Елена закусила губу. – Он вернулся через несколько дней. К тому времени я уже немного пришла в себя, да и не знала, как даже начать об этом говорить. Папа так гордился своей работой! – Елена взяла стакан и отпила еще несколько глотков. – Я рассказала ему, только когда узнала, что беременна.

– И как он отреагировал?

– Он, конечно, был в ярости, места себе не находил, хотел убить Курца, но так ничего и не сделал. – На глазах Елены выступили слезы. – Только перевелся на бумажную должность в архив Особой службы и снова запил.

Марк обнял ее.

– Когда родилась Мила, – продолжила Елена, – стало немного легче. Отец все свободное время возился с ней: покупал игрушки, читал сказки. Я почти успокоилась, только иногда боролась с приступами страха, что Курц узнает и заберет у меня дочь. – Она шмыгнула носом. – Но год назад все вернулось на круги своя: папа снова запил. Думаю, он застрелился от бессилия.

– Нет, твой отец был сильным человеком. – Марк покачал головой и погладил Елену по спине. – Пойдем на пирс, я хочу кое-что проверить.

Они оделись и вышли. Температура была плюсовая, выпавший снег растаял, но в холодных порывах ветра уже чувствовалась зима. Дети гонялись за Гектором возле сгоревших складов.

– Нашли где играть! – Елена достала платок и принялась оттирать лицо Милы от сажи.

Марк прикрыл глаза и внутренним зрением увидел вокруг себя мелкие электрические всполохи.

– Пойдем! – Он взял Милу за руку и повел к закопченной стене склада. Возле нее в метре от земли, искрясь, пульсировал шарик пробоя, размером с наперсток.

– Чувствуешь? – спросил Марк девочку, когда они подошли ближе.

– Да! – Мила вытянула руку, пробой лопнул, будто мыльный пузырь, и в детскую ладошку ударила фиолетовая искра. – Ай! – Девочка отдернула руку.

– Вот и разгадка! – Марк посмотрел на Елену, стоящую за спиной.

– Что это? – с тревогой спросила она.

– Ты уже сама догадалась, – сощурился Марк. – У Милы дар телефониста. – Он взял девочку на руки. – Твой отец это понял. У особистов на такие вещи глаз наметан. Он знал, что должен сдать внучку в Особую службу, но нашел другой выход.

* * *

– Мне надо кое с кем встретиться, – Марк чмокнул Елену в щеку. – Постараюсь недолго.

Гектор бросился было следом, но Марк схватил его за ошейник:

– Кто будет женщин и детей охранять?!

Пес тявкнул и вернулся к ноге Елены. Она наклонилась, потрепала его по холке и подняла взгляд к потолку. Со второго этажа доносился топот и визг – Мила и Максим играли в догонялки.

Марк надел шапку и открыл входную дверь. На пирсе лежал тонкий слой снега. Ночью подморозило, и с раннего утра с потемневшего неба сыпалась белая колючая крупа. Порт еще спал, но из центра города уже неслись нетерпеливые гудки машин – начинались пробки.

Зима в Левобережье мягкая, но временами бывает суровой. Особенно неприятно, когда поднимается ветер. Как ни кутайся, холодная речная влага все равно проникает под одежду. Марк поправил на шее шарф и поглубже засунул руки в карманы куртки. Ему вспомнилось, как десять лет назад таким же утром он выглянул из окна своей комнаты и увидел, что снег на соседней улице испещрен черными следами танков и бронемашин. Потом входная дверь распахнулась, на пороге появился Грегор и хрипло произнес: «Война!»