работы и без перспектив. Через пару дней стало известно, что Родченко задержали. Даша купила билет в Тбилиси транзитом через Ереван, последнюю неделю перед вылетом, опасаясь обыска, она старалась не появляться в квартире, скрывалась у подруги. Вернулась в ночь, собрала два чемодана, в последний раз прошлась по родному району, утром села в такси и уехала в аэропорт.

Восьмое: почаще гуляй, прогулки полезны.

У Даши был выходной, она уже второй день безвылазно сидела в комнате и в очередной — уже, кажется, в шестой — раз перепроходила Bloodborne, когда на телефон пришло сообщение. Это был Видич. Вестей от него не было уже четыре года, и тут — на тебе:

Дорогая Даша,

Надеюсь, вы еще проверяете эту почту. Я пишу по делу, есть предложение, которое, возможно, покажется вам интересным. Мой телефон [номер]. Или, если удобнее, напишите свой, я перезвоню.

Даша позвонила. Видич был уже очень стар и говорил с трудом, по-ельцински медленно, он и до этого не блистал скоростью речи, его восточно-европейский акцент всегда был предметом шуток среди коллег, но теперь стало еще хуже — казалось, кто-то поставил запись его голоса на скорость х0.7. Он спросил ее о работе, и Даша, запнувшись, сообщила, что в данный момент безработная.

— Что ж, — сказал он, тяжело вздохнув, словно даже произнесение этих слов отнимало у него уйму сил, — значит, я вовремя позвонил. Хотел пригласить вас в Институт, собираем старую гвардию…

— Погодите. В какой институт?

— В тот самый, Дашенька, в наш Институт. Мы возрождаем проект. Поэтому я вам и звоню.

Она приехала в берлинский офис, Видич встретил ее лично. Формально он теперь занимал место директора Института, пока Родченко отбывала срок. Он выглядел очень уставшим, хотя одет был хорошо, в новый пиджак и рубашку, которая топорщилась на его большом, круглом животе.

— Дашенька, душа моя, как же я рад вас видеть! — Видич ко всем сотрудникам относился по-отечески, женщинам пытался делать комплименты, чаще всего кринжовые, но до сальностей никогда не опускался. Заметив у Даши седую прядь волос, он улыбнулся. — Ой, Дашенька, ну вы прямо Сьюзан Сонтаг, очаровательно, просто очаровательно!

Он разлил чай по чашкам, достал мятные пряники и пригласил Дашу за стол, и после недолгой светской беседы — про жизнь в эмиграции — перешел к делу:

— Теперь у нас есть финансирование, скромное, но все же. Мы хотим продолжить исследования, — Даша открыла было рот, но Видич перебил ее. — Да, я знаю, вести исследования, находясь в другой стране, непросто. Но… сейчас я вам кое-что покажу. — Он достал планшет, пару минут воевал с ним, пытаясь отключить блокировку экрана. Наконец, открыл файл и протянул Даше. На планшете была карта России, на ней — россыпь красных крестиков. Вокруг каждого крестика — белый ореол. Ореолы шевелились и расширялись.

— Красные кресты — это те, что выбрасывают соль ежедневно. — Даша вскинула бровь, Видич кивнул. — Белые ореолы — это объемы соляных выбросов, они растут.

— А власти что?

— По классике: отрицают, утверждают, что все под контролем. Наблюдателей из Европы не пускают, — Видич постучал пальцем по экрану. — Мы попытались спрогнозировать последствия, результат не очень. Если так будет продолжаться — нас ждут бесплодные земли на всем материке. Кадавры находятся на территории России, но их соль уже долетает до соседей, проникает в почвы и грунтовые воды на границах. Мы хотим понять, что происходит. Когда пять лет назад Институт закрывался, большинство аномалий «спали». Что-то явно произошло. И мы, — он кивнул на экран планшета, — прозевали какую-то вспышку. Я постарался объяснить все это начальству здесь, в Германии. Проблемы России, сами понимаете, не особо тут кого-то интересуют, но карта с кадаврами произвела на них впечатление. Радиус выбросов увеличивается, это многих тут беспокоит. Нам выделили деньги, дали карт-бланш. Я собираю новые экспедиции и ищу проверенных людей. И ваше имя звучит все чаще: вы ориентируетесь в теме, плюс, — Видич понизил голос, словно выдавал какую-то опасную тайну, — вы выросли на юге…

— Погодите, вы серьезно? Предлагаете мне вернуться в Россию?

— Зачем сразу «вернуться»? — Видич поморщился. — Съездить собрать данные. Не возвращение — экспедиция. Бывшее Черноземье теперь — зона объединенной коалиции, но это для вида, на самом деле землю попросту сдали китайской стороне. А значит, у китайских ученых там теперь есть свои привилегии и действие российских законов там ограничено ОРКА. Мы хотим воспользоваться этой лазейкой. Коллеги из пекинского университета обещали помочь.

— Я не уверена, что понимаю…

— Вы поедете в Россию с китайским разрешением. Российским ученым до сих пор запрещено собирать данные о мортальных аномалиях, а китайским нет. Никто не сможет арестовать вас или препятствовать вашей деятельности на территории Краснодарского и Ставропольского краев. Это шанс. Мы можем собрать данные, вернуться к полноценным исследованиям.

Видич замолчал, очевидно, ожидая реакции. Даша нервно засмеялась.

— Простите за грубость, Владимир Маркович, я вас очень уважаю, и все же: вы с ума сошли? Я даже как частное лицо в Россию побаиваюсь ехать, меня могут прямо на границе задержать.

Видич вздохнул.

— Никто вас не задержит, Дарья Николаевна. Все будет официально. Это будет экспедиция, организованная совместно с китайскими коллегами.

— А не проще ли связаться с сотрудниками, которые остались в России? Кристина Друбина в Армавире сейчас живет с родителями. Она уже, считай, на месте.

— Нет, это небезопасно. Плюс мы не можем сделать китайское разрешение на работу сотруднику, который уже на территории ОРКА. Нужен кто-то снаружи, и вы — идеальный кандидат.

— Поправьте, если ошибаюсь, но Галина Михайловна уже пятый год в тюрьме сидит буквально за обмен данными об аномалиях с иностранными коллегами.

— Да, тогда за это сажали, а теперь — нет. Полный бред, я знаю, но за годы все изменилось — изменилось, понимаете? — теперь Китай уже фактически занял юг, там законы другие. То, что тогда было госизменой, теперь — привилегия. И это притом, что у власти абсолютно те же сумасшедшие. — Видич устало развел руками, открыл рот, хотел еще что-то добавить, но, кажется, не нашел слов.