После взрыва лодка подошла к стенке. Всех пострадавших отправили в госпиталь, где один из них, командир отделения трюмных, М.Н. Костылев, через несколько дней скончался, а подлодка ушла в Очемчири для ремонта. Больше «малютки» бензин не перевозили.

Снабжение осажденного Севастополя потребовало от всего личного состава подводных лодок колоссального физического и морального напряжения. Экипажи принимали участие в погрузке и разгрузке, в это же время обычно проводились пополнение энергоресурсов, необходимый уход за механизмами и устройствами, их ремонт. Это было не так легко, так как имело место сильное загрязнение механизмов, особенно электрооборудования, пылью муки, крупы и других продуктов. Не успевала подводная лодка подойти к причалу, как тут же начиналась погрузка. На больших она длилась 8-10 часов, на средних 4–6 часов, на малых — 2–3 часа, а затем снова в поход. Разгрузка больших подлодок занимала 3–3,5 часа, средних 1,5–2, малых 1–1,5 часа. Сразу после выгрузки принимали людей, затем дифферентовались и немедленно уходили. Отдых на переходе в Севастополь практически исключался, так как жилые отсеки были предельно загружены, а на обратном пути в них находились раненые и эвакуированные.

Из вышеизложенного можно сделать вывод, что после 20 июня 1942 г., когда противник более не пропускал в крепость транспорта, Севастополь стал обречен. Это подтверждают слова из отчета командующего Северо-Кавказским фронтом С.М Буденного начальнику Генерального штаба Красной Армии А. Василевскому и наркому ВМФ Н.Г. Кузнецову от 12 июля 1942 г., в котором он, «отдавая должное организации и руководству обороной СОРа со стороны командования СОРа», отмечает:

«Помимо преимущества противника в танках и господства его в авиации причиной преждевременного падения Севастополя явилось отсутствие значительных запасов боевого снабжения, и в частности, боезапаса, что было основной ошибкой командования Крымского фронта. Не числовое соотношение сил решило борьбу в конечном итоге к 3.07.42 г., а ослабление мощи огня защитников. При наличии боезапаса СОР мог продержаться значительно дольше».

В докладе также отмечается, что «к началу 3-го штурма Севастополя СОР имел меньше 2,5 боекомплекта снарядов крупного калибра, меньше 3-х боекомплектов снарядов среднего калибра, меньше 6 боекомплектов снарядов мелкого калибра и около 1 боекомплекта мин, что совершенно недопустимо. В то же время период длинных ночей не был использован для подвоза при еще слабой блокаде Севастополя».

Реальная обстановка по боеприпасам в Севастопольском оборонительном районе складывалась приблизительно следующая. Артиллерия Приморской армии перед третьим штурмом имела по выстрелам в боекомплектах: калибра 122–155 мм — 2–2,5; калибра 75–85 мм — 2,5–3; калибра 37–45 мм — до 6; для минометов калибра 107–120 мм — 0,9; для минометов калибра 82 мм — немногим более одного боекомплекта; для минометов калибра 50 мм — 2.

Здесь надо отметить, что величина боекомплекта различна для орудий разных калибров. Так, в армейской артиллерии один боекомплект для 75-85-мм орудий составляет 120–140 выстрелов на орудие, для 122-мм — 80 выстрелов, для 152-мм — 60.

Береговая артиллерия оказалась обеспечена боеприпасами значительно лучше. Хотя количество боекомплектов не выглядит внушительно, но надо иметь в виду, что в береговой артиллерии боекомплект в 5–8 раз превышал таковой для полевой артиллерии. К началу штурма 305-мм орудия в береговой артиллерии имели в среднем по 1,35 боекомплекта, или по 270 выстрелов на орудие, что по армейским нормам составляло 8–9 боекомплектов. Для орудий 30-й и 35-й батарей это количество являлось предельным, то есть после израсходования указанного числа снарядов тела орудий полностью изнашивались.

Орудия калибра 180 мм также имели запас, достаточный для достижения полного износа орудий, 152 мм — 1,84 боекомплекта, или по 370 выстрелов (по армейской норме — 7–8 боекомплектов); 130 мм — 1,7 боекомплекта, или по 340 выстрелов (по армейской норме — 6–7 боекомплектов); орудия 100-102-мм — 3,6 боекомплекта, или по 1000 выстрелов (по армейской норме — более 10 боекомплектов); орудия 45 мм — 1,5–2 боекомплекта, или по 1000 выстрелов (по армейской норме — около 6 комплектов).

На первый взгляд все выглядит внушительно, но для отражения штурма этого оказалось недостаточно. Не надо забывать, что все же именно полевая артиллерия в силу своей относительной многочисленности и специфики боевых действий составляла огневую основу обороны Севастополя. Артиллерия береговой обороны в силу своей дальнобойности, точности стрельбы и мощи боеприпасов скорее являлась своего рода резервом командования СОР. То есть она внесла огромный вклад в оборону Севастополя, но не могла подменить собой полевую артиллерию.

Севастополь был обречен, но это не означает, что его гарнизон не мог быть эвакуирован. Если бы такое решение приняли уже 20 июня, то эта задача при всей своей сложности была решаема. Можно предположить, что именно 20–23 июня командование флотом поняло всю бесперспективность положения: ежедневно войска оставляли рубеж за рубежом, артиллерия испытывала острый снарядный голод. Несмотря на то что авиация СОР ежесуточно производила более полусотни самолето-вылетов, превосходство в воздухе оставалось за противником. Однако даже в эти дни четыре-пять советских самолетов отваживались на штурмовки позиций германских войск в дневное время.

В этих условиях командующий флотом в своих ежедневных донесениях командующему Северо-Кавказским фронтом стал прямо указывать, что без срочной помощи войсками (не менее стрелковых дивизии и бригады) и боеприпасами Севастополь не удержать. То есть отчасти повторялась картина с донесением командира Главной базы флота контр-адмирала Г.В. Жукова от 19 декабря 1941 г. на имя Верховного Главнокомандующего о положении Севастополя[47]. Там он прямо указывал, что без немедленной помощи крепость продержится не более трех дней. Тогда обращение к Сталину через голову всех своих начальников помогло, дополнительные войска немедленно доставили в СОР, что позволило ему продержаться до начала Керченско-Феодосийской операции.

Но в декабре проблема состояла в том, где взять войска — пришлось снимать их с десантной операции. Теперь же проблема была в другом: как доставить войска в Севастополь. И уж Военный совет флота точно знал, что в данных условиях обстановки это просто невозможно, да скорее всего уже поздно. Таким образом, намек был более чем прозрачным: надо уходить.

Однако никто не отменял директиву командующего Северо- Кавказским фронтом С.М. Буденного, которому оперативно подчинялся СОР и Черноморский флот, от 28 мая 1942 г., где он приказал предупредить весь личный состав СОРа, что «переправы на Кавказский берег не будет», то есть надо было сражаться за Севастополь до последнего.

Однако, по-видимому, какая-то документально незафиксированная работа по разъяснению реального положения дел в СОР велась на уровне штабов флота и фронта на Кавказе. 29 июня противник форсировал Северную бухту, и больше ни о какой дальнейшей обороне Севастополя речь уже идти не могла — в последующие сутки управление войсками со стороны командования СОР в целом оказалось утеряно. 30 июня последовал официальный доклад Октябрьского Буденному и последнего Сталину[48]. В тот же день Ставка ВГК дала разрешение на оставление Севастополя[49]. Но теперь-то уж точно оказалось почти поздно.