смертным, а Небесам, чтобы передавать их дары тем, кому они нужнее.

В этом и заключается миссия проводника. А что до его собственных чувств и отношения к воле Небес, об этом ещё никто никогда не спрашивал и не ждал ответа.

Проводник не имеет права любить, осуждать или менять что-то по своему усмотрению. Он – всего лишь рука помощи во исполнение воли свыше. Он – всего лишь тонкая, неуловимая дождевая нить, связующая полноводные Небеса и иссохшую землю. Увидеть и поймать эту нить не дано никому. Лишь избранные, те, кто сами могли бы стать проводниками, но – по воле Небес! – рождены простыми смертными, способны уловить отблеск этой нити и начать задавать вопросы.

Но им никто не ответит.

Никогда.

И даже если проводник, презрев принятые вековечные устои, поступит вопреки воле Небес, пойдя на поводу у чувств, это ничего не изменит. Всё равно всё случится так, как решили Небеса. То, что должно произойти, произойдёт. Только цена станет иной. И судьба проводника – тоже.

Так было, так есть и так будет.

Во все времена.

В каждом из миров.

***

Сонгак изнемогал от зноя и изнывал от жажды с самой зимы. И не только он: в столицу толпами шли беженцы из Хупэкче и других провинций, где не было ни спасительных рек, ни благословенных дождей, что могли принести избавление от засухи.

Вся надежда была только на ритуал вызова дождя, который испокон веков проводил правитель страны.

Но король Тхэджо был стар и болен, и молить Небеса о милости и плодородии следовало вовсе не ему, а молодому здоровому мужчине, способному к продолжению рода и великим свершениям. И самым очевидным кандидатом для этого был Ван Му. Кому, как не наследному принцу, надлежало спасти свою страну от засухи, чтобы позже возглавить её в своём триумфе и благодарности простого народа за избавление от беды и подарить ей надёжных и сильных наследников, взрастив их на родной земле?

Но у Чжи Мона на этот счёт было своё мнение и вполне определённые планы, над реализацией которых он неустанно размышлял и трудился уже очень давно.

Лишь немногие, включая звездочёта, знали о неизлечимой болезни Ван Му, покрывающей его тело зудящими струпьями. И пусть эта болезнь не была смертельной сама по себе, но в значительной степени подкашивала дух наследного принца и его волю, что непростительно для будущего короля. Ван Му сомневался в своей значимости, силе и предназначении, из-за обострений недуга часто пропускал совещания министров и важные события, что вызывало кривотолки и ни в коей мере не способствовало укреплению его авторитета как будущего сильного правителя Корё.

И Чжи Мон вовремя подсуетился, убедив короля Тхэджо ещё загодя отправить наследного принца на север для наведения порядка на мятежных границах, где по-прежнему было тревожно. Кто же ещё должен ловить преступников, как не Ван Му? Кто же ещё обязан вернуть спокойствие своей стране, как не следующий её глава?

Тхэджо, удручённый недомоганием, проблемами с беженцами и непрекращающимися мятежами, даже не сопротивлялся такому предложению, чем порядком облегчил Чжи Мону дальнейшую задачу.

А дальнейшая задача или, вернее, проблема (поскольку всё, что касалось четвёртого принца, Чжи Мон не мог расценивать иначе: с таким потом и кровью всё это ему давалось!) требовала от звездочёта не просто тщательной подготовки, но и, как показала жизнь и тот памятный случай с побегом Хэ Су из дворца, – виртуозной импровизации и немалой выдержки.

Ну, что было делать: это же четвёртый, а не восьмой…

Собрав принцев в комнате для занятий, Чжи Мон наблюдал, как все они подписывают своими именами деревянные таблички, а Ван Со, откинувшись на спинку стула, исподлобья следит за ними, насмешливо кривя рот.

Звездочёту вдруг вспомнилась другая такая же встреча с принцами, годом ранее, вскоре после затмения, у него в башне, когда все они, юные и дружные, перебирали его сокровища: книги, карты, измерительные приборы и, подтрунивая над ним, просили предсказать их судьбу. Они дурачились, смеялись, дразнили и в ту пору ещё доверяли и любили друг друга, и от этого Чжи Мону было особенно горько осознавать их недалёкое будущее, которое – увы! – ни изменить, ни предотвратить он не мог.

У него сжималось сердце от тоски и безнадёжности, от быстротечности подобных светлых мгновений в жизни этих счастливых, беззаботных и обречённых людей.

Чжи Мон улыбался принцам, отшучивался в ответ на их каверзные вопросы о предназначении каждого из них, а сердце его обливалось кровью, потому что он знал. И ничего – ничего! – не мог сделать. И давился грустью, с которой тоже ничего поделать не мог.

Это была только его ноша.

Ноша проводника.

Вот и сейчас он смотрел на них, молодых, сильных, красивых мужчин, и заставлял себя не думать о том, что их ждёт, с усилием возвращаясь в настоящее. А в настоящем королю предстояло выбрать принца, который вместо него проведёт ритуал вызова дождя. И не было секретом то, что этому самому принцу потом будет персидским ковром выстлана дорога к трону. Если, конечно, после ритуала пойдёт дождь.

А он непременно пойдёт – это Чжи Мон брал на себя.

Равно как и выбор этого самого принца.

Однако о такой мелочи знать никому не полагалось. Даже королю.

Вот почему все принцы сейчас выводили свои имена на табличках и складывали те в большой глиняный сосуд, из которого – исключительно по воле Небес! – правитель Корё наугад достанет одну, чтобы определить, кто же будет проводить ритуал, вызывающий благодатный дождь.

Принцы заметно нервничали, ведь никому из них не хотелось испытать на себе гнев толпы, если дождь всё-таки не прольётся. Особенно (ну кто бы сомневался!) дёргался Ван Ын и не стесняясь упрашивал Чжи Мона сделать так, чтобы его не выбрали.

Пряча улыбку, астроном едва ли не силой отобрал у него табличку и опустил её в сосуд. Кому-кому, а десятому принцу уж точно не грозила честь проведения ритуала.

– Ван Ук, а что будет, если дождь всё-таки не пойдёт? – задумчиво проговорил Ван Чжон.

– Вас убьют, – хладнокровно ответил за брата третий принц. – В начале истории этой страны люди убивали короля, который безуспешно проводил ритуал, и говорили, что его кровь проливается на землю дождём.

– Чжи Мон! Верни мне дощечку! – завопил десятый принц, подскочив к столу.

– Нет-нет, – усмехнулся астроном, самоотверженно защищая сосуд для изъявления воли Небес. – Никто вас не убьёт!

– А если Ван Ё