цена, которая выглядела совсем не изящно. Напрасно Кавальканти яростно торговался. Продавцы знали о его достатке и специально не снижали цену ни на единый флорин, дабы проучить скупца. Кавальканти так и не смог раскошелиться. В дурном настроении он отправился домой — готовиться к поэтическому собранию.

Сегодня оно планировалось с участием дам. В их числе обязательно окажется Примавера. Хорошо хоть, она не посмеет подходить к нему при всех.

Не повезло. Джованна явилась первой, объяснив, что ее муж в Болонье и поэтому… Гвидо поругал ее за неосторожность. Беспечная возлюбленная и ухом не повела. Пользуясь отсутствием гостей, она залезла поэту на колени и пристально на него посмотрела. В каждом ее глазу он увидел по венецианскому поясу.

— Послушай, милая… — Гвидо очень не хотелось потерять ее, — ну что тебе эти тяжелые пояса? Я сегодня ходил к венецианским купцам и не могу даже выразить тебе своего восхищения по поводу браслетов, которые…

— Вот и не выражай, — перебила Примавера. — Я вовсе не желаю браслетов, на них только один тощий узорчик и серебра всего ничего.

Поэт перестал играть ее волосами, резко отстранив ее от себя:

— Что же это такое, дорогая? Ты требуешь платы за любовь?

— Ну почему же, милый? — Она обиженно надула губки. — Подарки ведь тоже выражение любви. Я не так хорошо понимаю твои стихи, а этот пояс…

— Прекрати! — крикнул он. — Хватит клянчить! Ты не девка из таверны.

— Ах так! — возмутилась Джованна. — Оставайся со своим богатством, я найду себе любовь в другом месте!

Она гордо зашагала к выходу. Поэт бросился за ней.

— Вернись! Я куплю тебе этот чертов пояс. Ты же знаешь, я не смогу без тебя.

— Уже и не хочется. — Она скривила капризную гримаску. — Проучить бы тебя, уйти, да ладно, дома все равно скучно.

Гвидо начал ее обнимать, но отшатнулся, услышав шум у входа. Пришли первые гости. Гвидо вышел встречать их на лестницу и чуть не свалился от удивления, увидев Корсо Донати.

— Слава Христу, — бодро поприветствовал тот хозяина, как будто бы не явился без приглашения. — Я ненадолго. Дело есть.

— Э-э-э… вы увлеклись поэзией? — выдавил из себя Гвидо.

— Скорее поэтами, — хохотнул Барон. — Тут архиепископ сильно интересуется твоими нравами. Только он пока еще не решил, в чем сподручнее тебя обвинить: в содомии или просто в ереси. Я, право, даже не знаю, что хуже.

Кавальканти пожал плечами:

— А какое до этого дело мессиру Донати?

— Да в общем-то никакого. Но если возникнет желание, могу предложить свою помощь и защиту.

Гвидо испытывающе посмотрел в нагловатое лицо Корсо:

— Странно. Вроде бы мессир Корсо никогда не слыл защитником угнетенных. Я так понимаю, предполагаемая помощь не бесплатна?

— Разумеется, — усмехнулся Донати. — Видишь ли, я тут собираю партию, а этот осел Вьери вздумал переманивать к себе моих сторонников. А ты у нас — первый поэт, молодежь прямо хвостом за тобой ходит. Короче, вступишь в мою партию — никакой архиепископ не будет тебе страшен.

— Как-то все это слишком неожиданно, — уклончиво сказал Гвидо, знавший, что с Бароном шутить нельзя. — К тому же политика — вовсе не моя стезя. Я не могу дать тебе никакого ответа. Нужно подумать.

— Так речь об этом и не идет, — в голосе Корсо внезапно появилось почтение, — это было бы даже неучтиво. Я приглашаю тебя на обед через три дня. Тогда и поговорим. Ну, желаю вдохновения!

С этими словами Корсо вышел. Скоро с улицы послышался удаляющийся стук копыт. Лошадь явно сильно гнали.

Глава тринадцатая. Обещания

Попробуем еще немного разобраться в запутанной истории с дамами.

Согласно свидетельству самого Данте, он видел Беатриче всего лишь четыре раза в жизни. Первый раз в девятилетнем возрасте на празднике, после которого он чувствует в глубине души дрожание «духа жизни», и это есть начало великой любви. Через девять лет он встречает ее на улице, она приветствует его всего лишь легким движением головы, но этот момент становится событием, после которого появляется первый сонет. Оставшиеся две встречи приносят лишь разочарование. Заметив возлюбленную в церкви, поэт, чтобы не выдать своих чувств, начинает усиленно интересоваться другими дамами. Злые языки немедленно доносят ей об этом, и она перестает здороваться со своим обожателем. И последний раз, незадолго до ее смерти какой-то друг (возможно Форезе) сообщает нашему герою, что его прекрасная дама идет на вечеринку (или свадьбу) в такой-то дом. Данте тоже туда приходит, но его охватывает столь сильное волнение, что он не может ни с кем общаться, и Беатриче над ним смеется. После этого он решает вообще прекратить с ней видеться.

Возникает вопрос: а общались ли они на самом деле? Может быть, Беатриче была для Данте только красивой картинкой? Но ведь создавая ее образ, он делает упор не на внешней женской красоте, а на духовной чистоте и привлекательности своей возлюбленной. Смог ли он полностью «сочинить» себе ее характер? Опять-таки вспомним, что Данте вовсе не принадлежал к романтическим мечтателям. Он не только владел оружием, но и смог добиться верховной власти в своем городе, став одним из семи приоров. Вряд ли бы такой человек сделал дамой своего сердца какую-то пустую вздорную красотку. Конечно, он каким-то образом знал ее и, скорее всего, общался если не с ней, то с ее подругами. Многие исследователи обращают внимание на демократичность нравов в городах-коммунах, к которым относилась и Флоренция времен Данте.

Вот выдержка из биографии поэта работы Алексея Дживелегова: «Дом семьи Алигиери помещался недалеко от собора на площади Сан-Мартино, и всего один коротенький переулок отделял его от дома семьи Портинари. Встречаться детям было вовсе не трудно, и в этом не было ничего, что нарушало бы обычай.

Едва ли сам Каччагвида нашел бы в этих детских встречах признак упадка нравов. И, конечно, не было в них ничего, о чем с романтической целью говорил Боккаччо и с поэтико-аллегорической — сам Данте».

Ну а дальше? Многочисленные дантоведы (уже упомянутый здесь Скартаццини в их числе) не единожды задавались вопросом: а стоит ли воспринимать поэзию Данте как биографический источник? Вопрос даже не в том, насколько строго Данте придерживался хронологии событий или преувеличивал какие-то факты. Возможно, он вообще сознательно вводил среднестатистического читателя в заблуждение, чтобы тайное, «сокрытое под странными стихами», никогда не стало бы явным. Почему приходит такая мысль? Потому что Данте сам на нее наталкивает. В «Новой жизни» говорится о «даме-ширме», за которой влюбленный поэт прячет свои чувства к Беатриче. Что это? Простая констатация факта или все же метафора, призванная