Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну что? — вопрошали полные скорби глаза, когда Рея всё же осмелилась взглянуть на него. Он прижался к ней телом, всё равно было холодно, может, хоть так им удастся согреться? Меж ними не было страсти, не было любви, не было влечения. Только долг, а чувство долга не могло возбуждать.
— Я могу что-то сделать… если нужно, — прошептала она.
Можешь. Несомненно, можешь, — только так. Долг.
— Закрой глаза, — сказал он тихо.
Она подчинилась. Прямо, как Лисса. Тело холодное. Податливая. Она может сделать что-то, если нужно. Не по своей воле. Рея не станет возражать ему сейчас, сама же попросила. Можно обойтись и без поцелуев, в конце концов, на что им играть в любовь? Она не проститутка, не Эхо. С ней они притворялись. С Реей они были честны.
— Не бойся, — прошептал он, когда она вздрогнула от его прикосновения.
Он повернулся к столешнице и задул свечу издалека. Зачем им свет сейчас? Только отвлекает.
Аластор положил руку ей на горло и слегка сдавил, так, чтобы она могла дышать. На миг он смутился, опасаясь, что Рея подумает что-то не то, но она подчинилась. Или так, или тебе придётся что-то делать, — подумал он. Аластору не хотелось заставлять её, поэтому пусть просто потерпит.
Локоть покоился меж её круглых упругих грудей. Под его рукой трепетало дыхание Реи. Он контролировал его, держал в кулаке и мог бы отобрать, если бы сдавил сильнее пальцами. Всего-то стоило немного надавить. Задушить легко, даже одной рукой, если знать, куда нажимать. В неравномерных вдохах всё ещё крылись её рыдания, хриплые звуки потерь. Он мог так легко отобрать их. Чёрный мрак тесной холодной комнаты обволакивал их. Сколько теней здесь копошилось, ожидая момента слабости, чтобы поглотить их с Реей треснутые души? Он прижался к ней ещё плотнее, не убирая руки с горла девушки, не ослабив, но и не усилив хватки. Аластор не стал её целовать. Он прижался носом к её заплаканной щеке, вдыхая запах её страха и скорби. От неё пахло смертью, словно та и на Рее оставила свой смрадный отпечаток. Живая. Мёртвая. Не всё ли равно? Они все рано или поздно умрут: толпа ходячих мертвецов, пища для червей и ворон.
Рея вдруг схватила его за руку, впилась ногтями в кисть, пытаясь оторвать её от горла. Я не душу её. Она может дышать. Точно. Тогда он сжал её запястье, прижал к подушке так, чтобы она не смогла вырваться. Она ещё попыталась сопротивляться. Ему это нравилось. Мрак словно сгустился. Глаза отказывались привыкать к темноте.
Вдруг Рея словно взбесилась, стала вырываться, выкручиваться всем туловищем, толкать его коленями, но Аластор не оставил ей ни единого шанса, прижимая её к кровати тяжестью тела. И тут, когда трепещущий от удовольствия Цербер освободился от своих пут, когда Аластор вошёл в неё, Рея неожиданно перестала двигаться. Её тело обмякло, сделалось податливым, безвольным. И ему это понравилось. Он убрал руку с её горла, она никак не отреагировала. Время неслось, как будто часовой механизм пришёл в неисправность. В конце концов, дело было сделано.
Не могла же она на самом деле задохнуться? — подумал он, отстраняясь. В чёрно-синем блеклом сумраке он видел силуэт Реи, распростёртой на кровати. Она не двигалась. Потом, когда в ушах утихло биение крови, до него донеслось её прерывистое дыхание. Аластор не знал, как реагировать на её поведение. Теперь то, что они совершили, стало казаться ему низким и грязным. Рея перевернулась на бок, подобрав колени к животу и обхватив их руками. Аластор сел рядом, не решаясь ни заговорить, ни дотронуться до неё, ни зажечь свечу. Спустя минуту он услышал, что она начала тихо плакать.
— Рея… — произнёс он шёпотом, сбитый с толку такой реакцией.
— Нет, все хорошо, — запричитала она. — Спасибо тебе… ты всё сделал правильно… мне… мне понравилось… — почему-то Аластору показалось, что она солгала. — Я просто… подумала опять о них… о Меконе и нашем сыне.
— Прости, что я… — но она опять не дала ему договорить.
— Всё хорошо… правда… спасибо… спасибо, что не стал заставлять меня…
— Я понял.
Ещё некоторое время они не говорили. Рея продолжала рыдать, наёмник сидел рядом, разглядывая сгустки мрака, силясь разглядеть в них возможных невидимок.
— Я так долго пыталась внушить себе, что не люблю его, — заговорила, наконец, она. — Что делаю всё это ради Сопротивления, что тоже приношу свою жизнь во имя народа. Это же был мой выбор, меня никто не заставлял. Этот ребёнок должен был остановить войну. И вообще, я всегда знала, что не выйду замуж по любви, и что не буду растить детей. Мои дети не могут мне принадлежать.
Тут Аластор напрягся. Вдруг он усомнился в её намерениях.
— А потом Мекон… он был хорошим партнёром. У нас родился сильный, здоровый малыш, но роды были тяжёлыми… на последнем месяце я уже не могла ходить, лежала в медицинском институте Сциллы. Отец так настоял. Как только малыш родился, Мекон выкрал нас оттуда. Потом мы скрывались, а потом попали на тот поезд. Мекон обещал заботиться о нас, обещал отвезти нас к Алкиду, где мы будем в безопасности. Мы думали, что, когда доберёмся до Термины, обоснуемся там, тогда выберем имя для сына. И теперь их обоих не стало.
— Ты, правда, думаешь, что твой отец тебе поверит? — спросил он с сомнением. — Да даже если тебе удастся так долго сохранять в тайне то, что ребёнка нет… если ты родишь второго, неужели ты считаешь, что он не найдёт способа просто отобрать его у тебя?
В конце концов, кто знал, сколько ещё устоит Сопротивление? Аластор не думал, что долго. Слишком много всего Акрополь позволил активистам. Побег их лидера из тюрьмы они просто так не оставят без ответного удара.
— Посмотрим, — ответила она уклончиво и тихо всхлипнула.
— Ты же не для себя его хочешь. Так?
— Это уже тебя не касается, — ответила она холодно. — Ты согласился, что он не будет твоим сыном. Вот и всё.
— А если девочка?
— Это будет мальчик. — Упорно ответила Рея.
Откуда она вообще знает, что у нас получилось зачать ребёнка с первого раза? — подумал Аластор, хотя мысль почему-то показалась ему самоутешающей.
— Аластор, — позвала она его, спустя ещё почти минуту.
— Что? — он так и не решился зажечь свет.
— То… то, что ты делал… только не думай, мне всё понравилось, просто… это тебя возбуждает, да?
