– Вы, когда были школьником, разве никогда не влюблялись в молоденьких учительниц? – спросила она, насмешливо глядя на меня.

– Влюблялся, – признался я и кинул взгляд на дверь – плотно ли она закрыта? – Причем не только тогда, когда был школьником, но и после. Можно сказать, что молоденькие учительницы меня до сих пор волнуют. Скажите правду, Ольга Андреевна, я в самом деле вас совершенно не интересую? Или вы это сказали лишь для того, чтобы успокоить Рябцева?

– Вы пришли сюда только за тем, чтобы это узнать?

– Нет, не только за этим. Я не могу понять, зачем вам нужна власть над этим мальчиком?

– Власть? – с удивлением произнесла учительница, повернула голову в сторону, но при этом продолжала смотреть на меня. – Разве это власть? Это стимул, дорогой товарищ журналист. Элементарный педагогический прием. Я очень хочу, чтобы мальчик закончил школу с золотой медалью и поступил в Менделеевский институт. Он способен сделать блестящую карьеру. У него светлая голова. К сожалению, иногда ее посещают глупые и даже вредные мысли.

– Вот с этим я с вами полностью согласен. Исключительно вредные и глупые! Причем настолько глупые, что ни золотой медали, ни Менделеевского института ему не видать, как своих ушей.

– Что вы несете? – нахмурилась Ольга Андреевна.

– Очень скоро узнаете. А теперь я вас прошу проводить меня к Белоносову.

– Вы мне надоели! – жестко ответила учительница. – Последний раз повторяю: его нет в Кажме!

– Он скажет вам спасибо, когда вы приведете меня к нему, – заверил я. – Я его только успокою! И у него отпадет необходимость прятаться. Он снова начнет радоваться жизни и открыто волочиться за вами.

– А вы, оказывается, хам, – произнесла Ольга Андреевна, глядя на меня, как мне показалось, с обнадеживающим интересом.

– Значит, вы не хотите проводить меня к Белоносову? – уточнил я.

– Скажите, а вы случайно не страдаете синдромом навязчивых идей?

Я улыбнулся. У Ольги Андреевны было хорошее чувство юмора, она замечательно владела собой, и вообще она была конфетка. Но я, как Сергеич, не мог избавиться от набившего оскомину чувства долга и не стал предлагать химице провести вечер в ресторане на берегу моря. Я должен был довести дело до конца. Как любят говорить журналисты, расставить все точки над i.

Повернувшись, я вышел из тренерской и с силой захлопнул за собой дверь.

Глава двенадцатая. Добился своего!

Чтобы ненароком не придавить кого-нибудь в тумане, я пошел к дому Белоносова пешком. На центральной улице я уже неплохо ориентировался, несмотря на то, что видимость по-прежнему сохранялась на расстоянии метров десяти, вдобавок сгущались сумерки.

Как к себе домой я зашел во двор Белоносова, поднялся по ступенькам к двери с латунной табличкой и надавил кнопку звонка. Постоял полминуты и позвонил еще раз.

– Белоносов! – крикнул я. – Я к вам с доброй вестью! Не надо прятаться, я знаю, что вы дома!

Несмотря на данный мне природой талант убеждения, дверь никто не открыл, из дома не донеслось ни звука, а в темных окнах по-прежнему не горел свет. Зато я опять заметил, как на втором этаже дрогнули жалюзи, словно кто-то наблюдал за мной, чуть оттянув книзу рейку.

– Первый раз встречаюсь с таким тупым учителем! – пробормотал я и обошел дом по периметру, глядя на окна и крышу. Вывод, который я сделал, был необыкновенно прост и однозначен: проникнуть внутрь без автогена или тротиловой шашки было невозможно. Но отступление не входило в мои планы.

Я встал у торца и внимательно посмотрел на крышу. Нет, через печную трубу, уподобляясь Волку из “Трех поросенков”, я забираться в дом категорически отказываюсь. А вот через чердак можно попробовать. Чердак, конечно, здесь символический, так как крыша образует весьма тупой угол. Зато есть маленькое треугольное окошко – единственное во всем доме, не закрытое решеткой.

Я поплевал на ладони, подошел к стене и, подпрыгнув, ухватился за чугунный завиток решетки первого этажа. Подтянулся, закинул на завиток ногу, выпрямился во весь рост и опять прыгнул вверх, ухватившись за решетку второго этажа.

– Белоносов, поднимите хотя бы жалюзи! – крикнул я и, просунув руку между чугунных прутьев, постучал в стекло. Готов подтвердить под присягой, что жалюзи опять дрогнули.

Я начал злиться. В то же время мне хотелось смеяться. Удивительно трусливый попался мне учитель! Я еще раз – значительно сильнее – постучал в стекло.

– Белоносов! Я частный детектив Кирилл Вацура! Мне известно имя настоящего убийцы. Вам нечего бояться, у меня есть все доказательства вашей невиновности! Давайте нормально поговорим, я не могу долго висеть на решетке как сосулька!

Черт бы его подрал! Физрук продолжал прикидываться пустотой, хотя я отчетливо услышал, как где-то в глубине дома скрипнула дверь. Допускаю, что это могла быть кошка или собака. Но кто же, в таком случае, теребил жалюзи на уровне человеческого лица?

Что ж, пеняй на себя! Призвав в помощники данное мне природой упрямство, я ухватился за водосточный желоб, идущий по краю крыши. К счастью, он выдержал все девяносто килограмм моего тренированного тела, которое я благополучно закинул на крышу. Уподобляясь обезьяне, на четвереньках добрался до торца крыши, где торчал жестяной петушок, и свесился с него, словно язык колокола. Мои колени как раз оказались на уровне треугольного окошка. Я качнулся, и стекло, лопнув, вместе с рамой влетело внутрь чердака. Я качнулся еще раз и прыгнул ногами вперед в проем.

Проем оказался несколько маловат для меня, и я здорово ободрал руки и щеку о ржавые гвозди. Растирая по ладоням кровь, я сидел на деревянном настиле и озирался по сторонам. Чердак, действительно, был очень низкий – в полный рост не встанешь. Его дальний угол был завален старым сеном, пыльным и уже лишенным аромата. По бокам, на стропилах, висели мотки веревок, удочки со спутанной леской, рама от детского велосипеда и помятые ведра. Не через окно же заносили все эти вещи?

Согнувшись в три погибели, я прошел к середине чердака и увидел под ногами квадрат люка. На ощупь нашел большое кованное кольцо и потянул на себя. Снизу, из сумеречной утробы дома,