Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот и я о чём! — мрачно подхватывает Лу. — Тут по всей длине этого лабиринта аккуратненько проделаны дырки, вроде как для обзора. И ход в спальню точно был, но теперь он забит здоровущим листом фанеры. И давно забит, фанера рассохлась и выглядит сошедшей со складов во время первой мировой. Гвозди соответствующие. Антиквариат, будь он неладен…
— То есть никакой убийца сюда не проникал, — с некоторым разочарованием констатирует Зак очевидное.
— Слава Богу, — эхом отзывается Стив, и даже в тусклом свете пыльной люстры видно, как его впалые щёки заливает румянец облегчения. — Уф, камень с души. Смерть дядюшки Джоза всё-таки была естественной! То есть… кхм… я хотел сказать, что он погиб от собственной руки. Никто его не убивал. Какое счастье, Господи Боже! В моей семье нет убийц!
Он поворачивается к окну и вдруг одним рывком сдёргивает с него пыльную портьеру, расшатывает неподдающиеся шпингалеты и распахивает створку окна. В затхлую комнату врывается тёплый влажный ветер.
— Я бы не была столь категорична, — после некоторого раздумья изрекает Лу. — У меня, есть одно предположение… но это потом. Спальня покойной Кристины Шарп — следующая по коридору. Проход не разветвляется и ведёт как раз в этом направлении. Потом — комната Виктора, но это неважно. Я… м-м… иду.
— Осторожнее, мисс Филипс, — в голосе молодого Монтгомери смешиваются тревога и заботливость и тут Зака осеняет внезапная чудовищная догадка. Боже правый! Наследник Мэнгроув Плейс, кажется, запал на его умную, предприимчивую, храбрую и красивую помощницу! То есть, чёрт побери всё, на Лу Филипс!
"Чтоб тебе провалиться, — уныло думает Зак, глядя на устремившегося к нужной спальне Стивена с необъяснимой досадой.
Этого ещё не хватало!
Нет, ошибки быть не могло, увы. Зак мгновенно припоминает все робкие взгляды, какие Стив бросал на Лу, смущение в её сиятельном присутствии и старомодную велеречивую галантность. Кроссовки принёс! Чёрт, вот же чёрт!
Поток этих неприятных размышлений прерывает голос его взбалмошной компаньонки, едва слышный, но вибрирующий от эмоций. Когда Стив отпер дверь в спальню Кристины Шарп (оба детектива, разумеется, до того посетили её дважды, но, как и полиция, не нашли ничего подозрительного и предосудительного), Лу громко кричит откуда-то из простенка между старинной железной кроватью и книжным шкафом:
— Проклятье, и эта дверца замурована давным-давно! Что за… невезуха!
Лицо же молодого Монтгомери при этих словах становится почти счастливым.
— Выходит, что и вторая смерть в наших стенах произошла не от руки убийцы! — напыщенно восклицает он.
— Аллилуйя, — сардонически откликается Лу из стены.
— Не факт, — Зак неожиданно чувствует настоятельную потребность возразить. — Дверь спальни мисс Шарп вовсе не была заперта, не забывайте. Наличие потайного хода не влияет на возможность…
Лу не даёт ему договорить, она снова кричит:
— Я ничерта не слышу из твоих гениальных соображений, босс! Возвращайтесь к дыре! Надо переговорить!
И в простенке раздаётся удаляющийся топот и приглушённое ругательство.
Стив растерянно потирает лоб, слегка улыбаясь:
— Что ж, идём и мы, мистер Пембертон.
Мистер Пембертон идёт, не понимая, почему у него так резко испортилось настроение. Потому, наверное, что рухнула хорошо и гладко выстроенная версия о таинственном губителе человеческих душ, вылезающем из стен.
Ну или почти рухнула.
— Заметно ли, что по этому ходу кто-то недавно передвигался, мисс Филипс? — строго спрашивает он, едва дождавшись, когда Лу — в порванной на левом плече сорочке, всклокоченная, с глазами, пылающими азартом, выберется из пролома, причём очень грациозно, зараза.
Та машинально отряхивается от клочьев паутины и отвечает, не задумываясь:
— Сложно сказать. Это же не поверхность Луны с отпечатком одинокого башмака Нейла Армстронга. И ищейку туда не запустишь, она от пыли задохнётся… Стоп! — она вдруг безжалостно и совсем неженственно бьёт себя кулаком по лбу. — Тупая безмозглая башка! Енот!
— Вы хотите использовать Феликса в качестве ищейки? — недоумённо спрашивает Стив. — Не думаю, что…
Лу одаряет его убийственным взглядом из-под спутанных кудрей и коротко бросает:
— Конечно, вы не думаете! Вы и не обязаны! Вы наняли нас, чтобы мы думали, но и мы этого не делаем, — теперь она смотрит прямо на Зака так пронзительно, что того пробирает дрожь. — Босс, — голос её становится елейным, — вы не хотите меня спросить, где, чёрт подери, вошёл в стену енот?
С губ Зака чуть было не срывается: "Твою мать!"
— А ведь правда, — вместо этого сухо бросает он. — И где же, по-вашему?..
— Поскольку этот пролом, — Лу выразительно тычет пальцем в сторону дыры, из которой только что вылезла, — организовали мы, то, вероятно, енот проник внутрь стены в том же месте, где это делает злоумышленник.
Стив сжимает челюсти, и на его скулах вздуваются желваки:
— Так вы считаете, что злоумышленник всё-таки был?
— Мистер Монтгомери, — вместо ответа произносит Лу с ударением на каждом слове, — мне нужен этот енот! Прямо сейчас. Немедленно.
* * *
Енот — такой же коренной исконный житель Северной Америки, как краснокожий индеец. Он, как мало кто из лесных обитателей, приспособился к выживанию рядом с человеком — даже в современных мегаполисах, деля городские помойки с воронами и крысами. Но всё равно каждый кусочек добытой еды он старается прополоскать, на то он и енот-полоскун.
Он может казаться милым, забавным и туповатым, но это такая же маска, какую он носит на своей раскрашенной в чёрное и белое острой мордочке.
Недаром Гамбо, зверю-трикстеру, зверю-оборотню посвящено столько негритянских и индейских преданий.
* * *
На сей раз Зак отправляется на кухню вместе со Стивом, он слишком взбудоражен, чтобы терпеливо сносить неминуемые едкие нападки Лу, сокрушённой их совместной недогадливостью. Зак не сомневается, что Лу подберёт для "недогадливости" иное слово.
— Кухня — постоянное место дислокации Феликса? — уточняет он.
Стив оборачивается к нему с вымученной улыбкой. Он тоже сразу как-то сник.
— В кухне его миска, лежанка, оттуда его не гонят, а, наоборот, балуют, — рассудительно отзывается он. — Но на самом деле Феликс подолгу исчезает там, — он указывает на узкое окно, мимо которого они проходят.
За окном — ночь, полная пения птиц, насекомых и лягушек, полная таинственных смертей и зарождения новых жизней, к чему и призывает исступлённый птичий и прочий хор.
—