Похоже «друг Вильгельма II Август Рей» – это плод воображения Бриана и Извольского. Русский посол в Париже с подачи Бриана назвал Рея германским агентом лишь для того, чтобы обесценить в глазах Милюкова его информацию. Этот ход оказался удачным: руководитель Прогрессивного блока не стал разглашать компромат на Извольского. В действительности же Август Рей, судя по всему, действовал на стороне противников Германии.

Не был ли человек, назвавшийся этим именем, связан с «Maffie» («Мафией») – секретной организацией чешских эмигрантов, упорно добивавшихся развала Австро-Венгрии? Её руководителями являлись Томаш Масарик, живший в Лондоне и поддерживавший контакты с британским министерством иностранных дел, и Эдвард Бенеш, обосновавшийся в 1915 г. во Франции. «Мафия» занималась разведывательной деятельностью в пользу Антанты и выявляла австро-германских агентов в странах Согласия. Важную роль в «Мафии» играл американец чешского происхождения Эммануэль Воска, сотрудничавший с английской разведкой и имевший выход на военного министра Китченера. Весьма осведомленная русская эмигрантка Е. Кускова в 1956 г. писала в «Русской мысли» со ссылкой на воспоминания Масарика, что «Воска в своих сообщениях обратил внимание на председателя Совета министров Штюрмера»[394].

Очень вероятно, что у «Мафии» возникли подозрения и в отношении Извольского (он сам давал для этого поводы) и она решила, воспользовавшись приездом Милюкова, добиться его отставки. Руководители «Мафии», Бенеш и Масарик, лично знали лидера кадетов и встречались с ним во время его заграничного турне. Поддерживал контакт с ними и Струве[395]. Поэтому «Мафия» была в курсе всех перемещений Милюкова и вполне могла вывести на него «Августа Рея»[396].

Если Извольского с помощью Милюкова свалить не удалось, то в борьбе против Штюрмера лидер кадетов оказался очень эффективным оружием. Сам он, разумеется, не понимал, что его используют, и жадно впитывал подбрасываемый ему компромат на главу российского правительства. Очередную порцию порочащих Штюрмера сведений руководитель Прогрессивного блока получил на обратном пути домой, в Лондоне, где он 26 августа (8 сентября) беседовал с российским послом А.К. Бенкендорфом и советником посольства К.Д. Набоковым.

Накануне приезда Милюкова английские дипломаты при встрече с Бенкендорфом выразили обеспокоенность, тем, что после ухода Сазонова через российский МИД происходит утечка секретной информации и демонстративно не дали ему ознакомиться с каким-то документом. Через несколько дней Бенкендорф послал Штюрмеру телеграмму, в которой говорилось о «дымке, подернувшей доверие к России» со стороны союзников[397]. С Милюковым российский посол был более откровенен, сказав, что англичане, когда он приходит «припрятывают в стол бумаги, чтобы не показывать», говоря при этом: «Знаете, мы не уверены теперь, что самые большие секреты не попадут к нашим врагам»[398]. «В Лондоне я наткнулся на прямое заявление, мне сделанное, что с некоторых пор наши враги узнают наши сокровеннейшие секреты, и что этого не было во время Сазонова», – громогласно заявит 1 ноября 1916 г. Милюков[399].

Разумеется, эти обвинения были беспочвенными. Они лишь показывают ту степень раздражения, которую вызывал у англичан Б.В. Штюрмер. В.С. Васюков, отрицающий стремление российского руководства к сепаратному миру, полагает, что сменивший «гибкого» Сазонова Штюрмер вызывал недовольство своих западных партнеров, прежде всего своей назойливостью в вопросе о Константинополе. Новый министр «вымогал» у них согласие на придание огласке тайного соглашения по Константинополю и черноморским проливам[400]. Обвинения в измене должны были сломать карьеру несговорчивого русского министра.

Английское руководство придавало вопросу о смещении Штюрмера настолько большое значение, что с Милюковым встретились ключевые фигуры британского кабинета: премьер-министр Асквит, военный министр Ллойд-Джордж и министр иностранных дел Грэй. Асквит и Грей, как рассказал Милюков своим товарищам по ЦК кадетской партии на заседаниях 30 сентября и 1 октября 1916 г. «плохо скрывали свои чувства в отношении русского правительства». «Что касается Ллойд-Джорджа», – говорил Милюков, – «то последний является застрельщиком кампании против правящей русской бюрократии и проводником в сознание английских политических и общественных деятелей идеи о необходимости поддержки русских либералов в их борьбе с бюрократией». В Англии «с чувством ужаса следят за тем хаосом, который благодаря политике Гофмейстера Штюрмера установился в России, причем опасаются, что если эта политика в корне не изменится, то “Россия принуждена будет выйти из игры”», – передавал свои впечатления кадетский лидер. По словам Милюкова «в руки английского дипломатического шпионажа попал ряд нитей», компрометирующих Штюрмера и «подтверждающих его неискренность в отношении союзных держав и стремление приблизить конец войны хотя бы и ценой компромисса». Милюков заявил коллегам, что собирается заявить об этом с думской кафедры[401].

Отметим, что лидер кадетской партии ничего не сказал товарищам о своём вояже в Швейцарию. Основную информацию против российского министра иностранных дел он получил не там, а в Лондоне – в русском посольстве и от британских официальных лиц. Причем изначально сбор порочащих Штюрмера сведений не входил в планы Милюкова. Руководитель Прогрессивного блока ехал заграницу читать лекции и отдыхать. Но его поездка была использована людьми, добивавшимися отставки Штюрмера в своих целях.

В начале Первой мировой войны наблюдатели единодушно отмечали «взрыв национального чувства»[402]. Однако через три года массовый характер приняли требования о выходе России из войны. Когда произошёл этот перелом в общественных настроениях? Его не зафиксировали официальные документы. Материалы прессы (как подцензурной, так и нелегальной) также не позволяют четко уловить изменения в отношении общества к войне. В этой ситуации на помощь историку могут придти источники личного происхождения и, прежде всего, материалы частной переписки. Особенно удобный объект для изучения представляют собой выписки из перлюстрированных писем.