Советская система эпохи застоя требовала от чиновников «не гнать волну». Сидеть тихо и делать что велят. Способности идти на риск и брать на себя ответственность не требовалось. Как сформулировал главный принцип деятельности партийного чиновника писатель Юрий Поляков, который в застойные годы сам являлся комсомольским функционером и знает, о чем говорит: «главное — избегать конфликтов, потому что разрешить их по-божески не получится». А что значит — избегать конфликтов? Стараться всеми силами уходить от принятия серьезных решений. Такие люди и продвигались по бюрократической лестнице.

«Во многих организациях… выдвигается беспомощность, и это, в общем-то, естественно, потому что она сама всплывает наверх. Да еще потому, что при назначении на ответственную должность отвергается любой кандидат, если против него можно сказать хоть слово. А неплох, но немного богемен; Б хорош, но чересчур активен; В подходит, но уж очень он властный; Г — горлопан; Д — какой-то несчастный; Е тошнотворно сочится елеем, и говорят, что он извращенец, а не скромник; Е — ерник, да к тому же и недотепа; у Ж чересчур железная логика; З, к сожалению, сильно заикается; И очень часто пререкается с начальством. Забудьте про К — он теряет память; Л — ленив; М — пьет; Н — нерадив и работать не станет; О — обидчив; П — мот; Р — резонер; С — суетлив… Может быть, попробуем выдвинуть Г? Он талантлив, но тактичен. Точен. Трудолюбив. Толковый работник, ничего не скажешь, слишком толковый, чтобы убирать его оттуда, где он работает, ему весьма непросто подыскать замену. У? Что же, он всем хорош. Давайте-ка возьмем его на заметку и продолжим наше обсуждение. Ф… кто знает Ф? Как он хоть выглядит? Никто не помнит. Вряд ли он необычайно толст. Иначе его бы заметили. Он явно не очень высокий и наверняка не слишком низкорослый. Видимо, не особенно глуп. Но и умом, должно быть, не блещет — это неминуемо было бы отмечено. Хороший ли он работник? Уживчивый ли человек? Возможно, ни то ни другое. Возможно, он умер. Против него немыслимо выдвинуть какие-нибудь возражения. Никто не уверен, что узнает его при встрече. Он не возбудил ничьей зависти, злости или восхищений. Назначить его немедленно! Эта должность просто создана для него!» (Сирил Паркинскон).

Вот точно по такому принципу и выдвигались люди в СССР эпохи застоя.

* * *

Самым ярким примером того, что из этого получается, стал театр абсурда под названием ГКЧП 19–21 августа 1991 года. В этой книге не место исследовать разные версии причин и подводных течений этой вакханалии идиотизма. Я допускаю самое простое — что группа высокопоставленных чиновников, по крайней мере, субъективно, собиралась остановить процессы, которые они считали вредными для страны. И замутили, значит, «переворот».

Бездарность этого демарша просто бросалась в глаза с самого начала. НИЧЕГО из того, что делают в таких случаях, сделано не было. По сравнению с ними тоже бездарное восстание декабристов — просто образец путча. А ведь хотя бы у Ленина, которого все путчисты изучали в Высшей партийной школе, все сказано четко — ну, там про телефон, телеграф и прочее. Что они, ничего не соображали? Вряд ли. Просто люди разучились брать на себя ответственность за серьезные решения — кого надо арестовать, что нужно закрыть и так далее. Это можно сравнить с человеком, который с молодости не тренировался, а тут ему необходимо бежать марафонскую дистанцию. Люди привыкли, что ни за что не отвечают, а все идет, как идет. Вот и получилось, что получилось.

Поэтому советская система, наверное, уже в семидесятых была нереформируема в принципе. Даже если каким-либо чудом появился человек уровня Сталина. Потому что ему просто было бы не на кого опереться. Никто не хотел рисковать. Так что крушение СССР было вполне закономерным финалом. Иначе случиться не могло по определению.

«…Сложность структуры вызвана огромным количеством работников и чудовищной разветвленностью. Все решения оказываются безликими, а гигантские расстояния искажают их до неузнаваемости, и получается, что управляют концерном мифические “они”. Да, приказ издан Правлением, но по чьему совету или указанию? Усложненная структура требует жестких внутренних законов и устойчивых обычаев. Она порождает бумажный потоп, питаемый ливнями докладов и отчетов. И она же приводит к безликой однородности служащих. Есть, правда, люди, которые борются с профессиональной безликостью. Некоторые управляющие пытаются изменить положение. Но безликость возникает естественно, никто к ней нарочно не стремится. Служащие должны быть взаимозаменяемыми, а значит, безликими. Их необходимо причесывать под одну гребенку. Иначе система не будет работать: она ведь и так достаточно сложна. Изменения, вносимые в нее индивидуальными поступками, моментально разладят ее выверенный механизм» (Сирил Паркинсон).

Это сказано не о государственной бюрократии, а о коммерческих структурах. Да и вообще, Сирил Паркинсон вывел свои знаменитые законы, наблюдая в основном за административной жизнью, кипящей в коммерческих фирмах. Да-да! Когда в СССР началась перестройка, одним из ее первых лозунгов была борьба с бюрократией, которую вполне в духе марксизма изображали как некий паразитический организм, возникший невесть почему. Стоит, мол, только победить этого монстра, и все будет хорошо. Потом были провозглашены совсем иные цели реформ, но антибюрократический пафос никуда не делся — уж больно красиво и привлекательно звучал этот лозунг. На втором этапе перестройки, когда уже все наши, извиняюсь за выражение, властители дум стали агитировать за «рынок», их песня зазвучала на новый лад. Дескать, бюрократия — это наследие проклятого прошлого (советского и царского). А рынок очистит страну от этой скверны. Почему? Да потому что в коммерческих структурах никакой бюрократии быть не может по определению. Ведь при рынке важна эффективность. А, следовательно, коммерсанты не станут плодить громоздкий и малоэффективный бюрократический аппарат. Об этом до сих пор стонут деятели из СПС и тому подобные либералы. Дескать, не все разрушили из проклятого совкового наследия. Надо было решительнее широкими шагами двигаться навстречу рынку.

Да только дело в том, что бюрократию никто и никогда специально не выращивал. Она сама растет — и ей совершенно наплевать на форму собственности, как и на общественный строй.

Разумеется, если речь идет о фирме, владеющей тремя ларьками в спальном районе, то тут бюрократической структуре развернуться просто негде. Но базовые экономические законы капиталистического развития, сформулированные еще Карлом Марксом, никто не отменял. А один из этих законов звучит так: капитал имеет тенденцию к укрупнению.

В справедливости этого вывода мы можем убедиться, поглядев хотя бы на сферу торговли. Ларьки «ЧП Фитюлькин» вытесняются сетевыми магазинами. А это уже система. В мире же давно правят бал транснациональные корпорации, объединяющие не только структуры в разных городах и странах, но и порой совершенно различные виды деятельности. К 1996 году исследователи насчитывают уже около 42 тысяч ТНК, имеющих 210 тысяч зарубежных филиалов в более чем 150 странах. И вопросы, которые приходится решать руководителям этих монстров, сравнимы по сложности с вопросами, встающими перед государством средней величины. А значит… Вот цитата, взятая из одного из бесчисленных современных российских учебников по модной дисциплине «менеджмент», посвященная руководству корпорацией.