В самом скором времени российская социал-демократия оказалась перед необходимостью практического применения идейных установок и построений по вопросам войны и мира. Война с Японией стала для России первым военным конфликтом эпохи империализма, выявившим, как и Крымская кампания полстолетия назад, самые острые проблемы социального и политического развития страны. Отношение к войне, ее причинам и реалиям усилили развивавшийся раскол между главными течениями, сложившимися в российской социал-демократии -большевизмом и меньшевизмом. Выраженная В.И. Лениным большевистская позиция подчеркивала социально-классовую природу этой войны, ее империалистический характер: «Русскому купцу и промышленнику-миллионеру война кажется необходимой, чтобы отстоять новые рынки для сбыта товаров, новые гавани в незамерзающем море... Интересы алчной буржуазии, интересы капитала, готового продать и разорить свою родину в погоне за прибылью, - вот что вызвало эту преступную войну, несущую неисчислимые бедствия рабочему народу»[588]. Высказываниям меньшевиков была свойственна недооценка социально-экономического фактора в возникновении войны. Например, Ю.О. Мартов упрекал Ленина в излишней схематизации и настаивал на стихийном характере событий 1904-1905 гг., рассматривал их как «авантюру самодержавия», вызванную «династическими интересами и соображениями внутренней политики, отнюдь не из жизненных потребностей капиталистического развития»[589].

Рассматривая международное значение российско-японского конфликта, В.И. Ленин представлял его как противостояние мировых центров силы - старой европейской реакции и молодой азиатской буржуазии[590]. С точки зрения оценки шансов на успех Ленин определенно отдавал предпочтение последней, полагая японцев «политически свободным и культурно быстро прогрессирующим народом», а японскую армию «превосходно вооруженной, превосходно подготовленной к войне»[591]. В то же время, отвергая империалистическую агрессию как явление современной политической практики, Ленин приветствовал японских социал-демократов, выступающих против войны[592].

Российско-японское противостояние для социал-демократии стало дополнительным аргументом в обличении агрессивной сущности царизма, поводом к разоблачению его внешней политики. Вместе с этим, социал-демократы, как и эсеры, связывали с военными неудачами самодержавия надежды на рост протестных настроений в стране, вовлечение широких слоев населения в революционное движение. Ключевым являлось положение о том, что военное бремя целиком ложится на плечи трудящегося и эксплуатируемого народа. Еще в 1901 г., характеризуя социальную обстановку России, В.И. Ленин утверждал: «Против мужика соединились все самые могучие силы современной эпохи: и развивающийся все быстрее мировой капитализм... и военное государство, ведущее политику приключений в своих колониальных владениях, на Дальнем Востоке и в Средней Азии»[593]. В начале войны, обращаясь к российскому пролетариату, он писал: «Русскому рабочему и крестьянину война сулит новые бедствия, потерю бездны человеческих жизней, разорение массы семей, новые тягости и налоги»[594]. Однако в особенностях современной войны В.И. Ленин разглядел новые предпосылки к социальному взрыву, которым может обернуться для правящих кругов военная авантюра. Ответственность за поражения, которые несут армия и флот на Дальнем Востоке, целиком ложится на самодержавие, разрушая репутацию Российской империи как мощной мировой державы. Военный крах царизма непременно приведет к глубокому политическому кризису. Продолжение войны служит обострению всех внутренних противоречий России и приближает социальную революцию, войну трудящихся за свое освобождение[595]. Лидер большевиков призывал пролетариат «в ответ на бешеные военные клики» «выступить с удесятеренной энергией с требованием: “Долой самодержавие!”»[596]. С началом Первой русской революции В.И. Ленин отмечал, что «война доказывает слабость русских революционных классов, которые без войны были не в силах подняться»[597].

Известным своеобразием отличались взгляды Л.Д. Троцкого, считавшего, что война стала следствием попыток российского правительства «объединить общество и народ вокруг самодержавия, как охранителя могущества и чести России, создать вокруг царизма атмосферу преданности и патриотического энтузиазма». Власти пытались отвлечь общественное внимание от внутренних проблем, «изображая врага коварным, трусливым, жадным, ничтожным, бесчеловечным». Однако «расчеты самодержавия оказались неверными», конфликт с Японией «представил царизм во всем безобразии его внутренней и внешней политики - бессмысленной, хищной, неуклюжей, расточительной и кровавой»[598]. На деле война «форсирует естественный процесс разрушения самодержавия», служит развитию в обществе критических настроений. Оппозиционный дух проникает и в военную среду: «Настроение армии всего меньше способно окрылять правительство уверенностью. За последние годы было много тревожных симптомов: армия ропщет, армия недовольна, в армии брожение». По этой причине Л.Д. Троцкий считал, что социал-демократам необходимо усилить работу в вооруженных силах, «чтобы к моменту решительного выступления массы армия отрезала свою судьбу от судьбы самодержавия»[599].

Более осторожны в оценках значения и последствий русско-японского противостояния были меньшевики. Осуждая захватническую войну, они не готовы были принять радикальную позицию В.И. Ленина и его сторонников. Ю.О. Мартов объяснял это нежеланием, чтобы «война закончилась возложением на Россию тяжелых жертв и чтобы свобода была принесена русскому народу на японских штыках»[600]. Вместе с этим меньшевики, в отличие от части либеральной интеллигенции, отказались от поддержки царского правительства. С неудачным исходом войны они также связывали надежды на масштабные социально-политические перемены в России. Ю.О. Мартов считал, что война обострила противоречия между буржуазией и самодержавием, усилила кризисные явления в стране[601]. Ф.И. Дан предполагал, что бедствия, приносимые войной, могут ускорить крушение прежнего несправедливого строя: «Быть может, близится уже день, когда из-под груды обломков старого, разъеденного гнетом и эксплуатацией общества, начнет вставать новый, более счастливый порядок, который принесет, наконец, трудящимся классам освобождение от всех цепей рабства, насилия и угнетения»[602].

Федор Ильич Дан

Русско-японская война стала поводом к развертыванию социал-демократами широкой агитационной кампании, призванной показать рабочим и солдатам ее грабительский, антинародный характер. Листовка московского партийного комитета, вышедшая в начале кампании, объясняла причины военного конфликта двух стран «спором хищнических жадных свор капиталистов и правительств»: «русский крестьянин должен убивать японского рабочего, японский бедняк по миру пустит детей русского пролетария, чтобы на их трупах бесновались разжиревшие капиталисты, еще более разбогатело и окрепло эксплуатирующее рабочие массы правительство»[603]. Авторы другой прокламации находили историческую аналогию с Крымской кампанией, итогом которой был «севастопольский крах, когда все могущество императорской самодержавно-полицейской России оказалось на поверку мыльным пузырем». Несмотря на реформы Александра II, Россия сохранила самодержавие, «свой самый страшный порок», что определило вовлечение страны в новую захватническую войну[604]. Прокламации разъясняли, что «царь затеял войну с Японией» и «в корень разорил русский народ»[605]. Внутреннее положение России характеризовалось как общественно-политический кризис, разочарование различных социальных групп, в том числе и военных, в самодержавном строе: «Царское правительство ненавистно всем. Теперь и во флоте, и в армии ропот и недовольство, матросы и солдаты присоединяются к народу»