Желая развеять тягостное впечатление, Данилов нашел себе дело в отделении анестезиологии и реанимации, надеясь, что смена обстановки положительно скажется на настроении. Придумывать пришлось не так уж много. Должностные обязанности предписывают старшему лаборанту участвовать в научных исследованиях кафедры с перспективой планирования и выполнения кандидатской диссертации, поэтому Данилов и собрался провентилировать почву — обсудить с заведующим отделением Журавлевым возможности.

Темы диссертационных работ даются на кафедрах научными руководителями, но, прежде чем брать тему, Данилов хотел узнать, по каким направлениям оптимально вести научную работу на базе больницы. Анестезиологи же не сами по себе работают, а в тесной связке с хирургами, поэтому большинство научных работ по анестезиологии определяются развитием и направленностью хирургии в данной клинике. С реаниматологией то же самое положение. Профиль отделений больницы влияет на соотношение пациентов с теми или иными болезнями в реанимационных отделениях. Тему можно брать, но лучше и удобнее не разбрасываться по разным стационарам, бегая туда-сюда, собирая материал, а ограничиться одной больницей, в которой сам и работаешь.

— Вчера нашего доктора Шумякина осудили, — сказал заведующий отделением Журавлев, как только Данилов вошел к нему в кабинет. — Я до сих пор под впечатлением. Сам не был на суде, старшая наша ездила, рассказала все в подробностях…

Эту историю Данилов знал. Шумякин брал понемногу, но со всех. «Курочка по зернышку клюет», — любил повторять он, забывая окончание: «…а весь двор в дерьме». Если несознательные люди не давали денег, Шумякин их выбивал. Метод у него был всего один, простой, как три копейки, и, надо признать, весьма действенный, без сбоев и осечек.

— Наркоз я вам дам в любом случае, потому как обязан дать, — говорил Шумякин, глядя в глаза недогадливым или просто жадным пациентам. — И чувствовать вы во время операции ничего не будете, как и положено. Но как вы будете от этого наркоза отходить, зависит от вас. Можно за пятнадцать минут в норму прийти, а можно восемь часов в муках корчиться. Первый вариант стоит тысячу рублей, второй — бесплатный.

Платили все. Ну, кто откажется купить блаженство по столь невысокой цене? Если тысячу рублей разделить на восемь, то стоимость часа получается равной ста двадцати пяти рублям. Смешные деньги. Про то, что анестезиологу надо сильно постараться для того, чтобы пациент после наркоза корчился в муках восемь часов подряд, несведущие в медицине не догадывались. Опять же всякие слухи, раздувающие, преувеличивающие и ужасающие, тоже играли свою роль. В итоге Шумякин давал обычный наркоз и имел за это небольшой, но стабильный приварок.

— Я не зарываюсь, — говорил в узком доверенном кругу Шумякин. — Беру помалу, чтобы у них и мысли не было жаловаться администрации или стучать в ОБЭП. Смешно же из-за тысячи рублей!

Преступники обычно не меняют свою криминальную специальность, а развиваются в избранном когда-то направлении. Грабителю, как говорится, грабителево, а карманнику — карманниково. И про коней, которых не рекомендуется менять на переправе, забывать не следует.

Но Шумякин, ни в коей мере себя преступником не считавший («Тысяча с носа — преступление? Ха-ха-ха, другие миллионы воруют или миллионные взятки берут, вот где преступления-то!»), в один прекрасный день решил поднять ставки и слегка изменить легенду.

— Вы не представляете, какие дерьмовые препараты мы сейчас получаем. После обычного наркоза люди по восемь часов в муках корчатся…

Мужчинам Шумякин добавлял про импотенцию — побочное действие при применении «дерьмовых препаратов».

— Необратимые изменения, — скорбно и веско говорил он и пояснял для недалеких умов: — Навсегда. Неизлечимо.

Большинство больных порывалось бежать и отказываться от операции. Меньшинство, которое в силу тех или иных причин отказаться никак не могло, сильно кручинилось.

Шумякин останавливал порывистых, выжидал пару-тройку минут, чтобы, как следует, пробрало, и говорил:

— Слава богу, кроме медицинских препаратов, предоставляемых бесплатно в рамках системы обязательного медицинского страхования, существуют прекрасные и мягкие по действию импортные аналоги.

— Цена вопроса, доктор? — сбивчиво лепетали люди, увидевшие вдали проблеск надежды.

— Пять. Тысяч. Рублей, — с чувством, толком и расстановкой озвучивал цену хорошего наркоза Шумякин, глядя прямо в глаза собеседникам.

Все платили. Не так уж и дорого, если разобраться… чай, не каждый день оперироваться приходится. Лучше заплатить, но уж чтобы по высшему разряду. Шумякин брал деньги, но во время операции пользовался теми препаратами, которые имелись в больничной аптеке. И ничего, все оставались довольны. Особенно мужчины, для которых слово импотенция — как нож острый.

Шумякин радовался своей смекалке до тех пор, пока на цикле повышения квалификации, который все врачи проходят раз в пять лет, не встретил своего однокурсника, анестезиолога из госпиталя для ветеранов войн номер четыре. Как и положено, после первого дня занятий отправились в кафе отмечать встречу и общаться в теплой дружеской обстановке. После третьей рюмки Шумякин рассказал о том, как выколачивает из пациентов деньги.

— Да ты просто олух! — оценил однокурсник. — Все остальные врачи небось со смеху помирают, на тебя глядя…

— У нас не принято обсуждать подобные темы, — ответил Шумякин. — Каждый сам по себе, так спокойнее.

— А у нас — да! — сверкнул глазами однокурсник. — Потому что общее дело делаем. И так, что друг перед другом не стыдно. Не та у нас работа, чтобы мелочиться. Что такое твои пять тысяч? Если уж вешать лапшу на уши, то не за копейки…

— Хороши копейки! — набычился Шумякин. — Нормальные деньги.

— Нормальные, когда скажешь, что наши тромболитики[39]никуда не годятся, и раскрутишь родственников или самого пациента на «Атибезе».[40]Пятьдесят тысяч — это тебе не пять, верно? Я как делаю? Первым делом объясняю необходимость, мотивирую, так сказать. Затем называю цену. По верхней планке называю. И сразу говорю, что есть вариант достать подешевле процентов на тридцать. Тут очень важно правильно обосновать низкую цену, а то все сразу делают стойку — не просроченное ли лекарство, если оно такое дешевое? Нет, говорю. Просто идет со скидкой, потому что из ведомственной аптеки. Дальше ничего не уточняю, меньше подробностей — больше спокойствия.

— И платят? — не поверил Шумякин.

— В этом году была только одна осечка, — честно признался однокурсник, — да и то не по моей вине. Просто пока жена больного ездила за деньгами, он взял да и помер. Стечение обстоятельств…

У каждого из нас — своя денежная карма. Кому что, как говорится, суждено и предначертано. Одному — вершки, другому — корешки, третьему — хрен с маком, а четвертому — дуля с маслом. Каждому — свое. Карма Шумякина была стабильной, но скудноватой, или нет, лучше поменять слова местами и сказать — скудноватой, но стабильной, так лучше звучит.