что вы тоже.

Я невольно припомнила: в возрасте той парочки я вовсю обучалась в спецгруппе «Сигма»; ни сил, ни времени на всякого рода шалопайство у меня попросту не имелось.

– Вы угадали. Но как по мне, в баре вы точно переборщили, – серьезно сообщила я. – Еще и девушку бить… не ожидала от вас такого.

Вот теперь он дернул плечом, стряхивая мою руку.

– Извините, если разочаровал, – сухо ответил Арцах. И вновь не выдержал, рявкнул, рубя воздух перед собой ребром ладони: – Ведь есть же понятия личных границ, в конце-то концов! И если вам это так не понравилось, чего же вы не вмешались?

– А я, по-вашему, ясновидящая? – едко отозвалась я. – Или суперженщина какая-нибудь? Я вообще не ожидала от вас рукоприкладства.

Он открыл рот – ответить, нервно потер нос ребром ладони, тут же выматерился, извинился и умолк. Рот у Варданяна побелел, до того крепко он сжал губы.

– Арцах, – позвала я.

Он молча повернулся ко мне, по-прежнему злой и раздраженный.

– По-моему, у вас отходняк после того ограбления.

– Да ну? А вас, скажете, не взбесило бы?…

– Не-а. – Я пожала плечами. – Я бы сначала попробовала словами. Несколько раз. Бывает, конечно, что все достало… Попробуйте нормально на больничном посидеть и водки, что ли. Для расслабона. А то я вас не узнаю.

Он промолчал. Мы вновь двинулись прочь от «Готики», тем более что и погода вполне располагала для пешей прогулки.

– Извините, если вечер вам испортил, – наконец произнес он. – Расписание библиотеки периодических изданий вам требуется?

– Нагуглю, спасибо.

– Вы обиделись?

– Нет, – удивилась я. – Из-за чего бы? Это ведь не я в лицо получила.

Он сердито засопел, выдыхая через сильно распухший нос.

– А вот вы до сих пор обижены, что вам тогда досталось.

– Смею вас заверить, я не первый раз получаю по лицу. – Теперь он огрызался, как подросток, защищающий свое мнение из чистого упрямства.

– Я тоже получала, поверьте. И по лицу, и в челюсть, и под дых. Признайтесь, вы ведь сейчас врезали вовсе не двум, так сказать, едва оперившимся птенцам. Вы тем грабителям врезали.

– Тем я врезал бы сильнее, – жестко отозвался он.

– Черт, ну все мы иногда получаем по мордасам без возможности кинуть ответку. – Я уже не знала, стоит ли продолжать свои увещевания, нужны ли они вообще. Я ни разу не психотерапевт, но инцидент в «Готике» задел за живое. – Возможно, это я пытаюсь оправдать ваши действия. Только потому, что вы мне очень симпатичны, Арцах.

Вот теперь он растерялся.

– Люблю вашу прямоту, – произнес он чуть погодя, – рубите как есть, не стесняясь. Спасибо.

– В следующий раз будьте все же поосторожнее. Вдруг это дети каких-нибудь влиятельных шишек? – Да, занудствую. Да, читаю лекции сорокалетнему мужику.

– Не беспокойтесь, – чуть саркастично и с горечью парировал он, – у меня бабушка в полиции, мама адвокат и отец в прокуратуре. Могу делать что хочу.

– И с этим поосторожнее…

Разговор завершился относительно мирно. Еще и потому, что я окончательно поняла: Варданян-младший будет хорошим собеседником, если что – пособником в нелегкой моей работе (вот достал ведь пропуск), полезной ниточкой в прочном полотне моих тарасовских связей.

Но и только.

Человек он не всегда уравновешенный, что сегодня и продемонстрировал. Может, подсознательно он как раз хотел дать мне это понять.

Ту юную парочку жаль, конечно… с другой стороны, нарвись они на кого посерьезнее, оплеухами дело не обошлось бы. Еще дешево отделались.

Целовать мне руку при прощании Варданян не стал (да и я бы не позволила уже), но рукопожатием мы обменялись.

– Водка, Арцах, – напомнила я, – и человеческий больничный. Если мне влетает и позволяют обстоятельства – я отлеживаюсь. Чего и вам сейчас желаю.

Он лишь молча козырнул, и мы разошлись в разные стороны, каждый к своей машине.

Кочанов на мой звонок ответил сразу, будто весь день ждал с мобильником у локтя. Расстроился, когда я сообщила, что сегодня не смогу его навестить. И тут же обрадовался, когда услышал: есть новости о женщине, которую мы с вами, Руслан Осипович, обсуждали вчера. Договорились на утренний, послезавтраковый, визит.

Теперь можно было и домой.

Похоже, сегодня был день неожиданных впечатлений. И впечатление от нашей с Милой пустой темной квартиры, без малейших признаков присутствия тетушки, мне очень не понравилось. На затылке еще успели возникнуть и стечь вниз по хребту противные липкие мурашки, когда я вспомнила про кружок вязания.

Однако! Вот это Мила задержалась…

«…если только ее не задержали», – шепнул мне мой внутренний телохранитель.

Пропущенных звонков от Милы не имелось; я набрала на стационарном телефоне номер, оставленный мне Милой утром перед уходом, и напряженно вслушивалась в томительно долгие гудки.

– Але-у-у, – поприветствовал меня незнакомый женский голос.

– Здравствуйте, можно Людмилу Охотникову? Это беспокоит ее племянница, Евгения.

– Так вышла ж она? – удивились на том конце провода.

– Когда? – нетерпеливо спросила я, глядя на часы. Начало девятого. Поздновато для прогулок.

– Та тока што, – все так беззаботно уточнила неизвестная мадам. – Вот буквально минуты две назад, што ль…

– Спасибо, всего доброго. – Я бросила трубку, не дожидаясь ответных любезностей. Надо было звонить сразу тете на мобильный.

Мобильный не отвечал. Опять, поди, забыла зарядить!

Я схватила пиджак и, отперев дверь, распахнула ее прямо перед Милой. Тетя так и застыла, растерянно хлопая глазами, зажав ключ в поднятой руке.

– Женечка, ты уже вернулась? – только и вымолвила она.

– Мила! Слава богу! – Меня накрыло волной облегчения. – Я уж думала… ты проходи, проходи… ты, никак, целый день там просидела?

– Только на обед домой сходила. Там такая компания у нас подобралась, все душевно. Не сидеть же дома!

Мы одновременно переговаривались, суетились в прихожей, я запирала дверь, Мила переобувалась…

– Соседний подъезд, все рядом, чего беспокоиться? – удивлялась тетушка, деловито намыливая руки, затем споласкивая конец трости. – Когда ты сутками на работе, я ведь справляюсь, хожу в гости или