— Ну как же? — Его дыхание обожгло щеку. — Ты забыла? Ведь я же люблю тебя.

Тихое рыдание вырвалось из груди Вэл, и тотчас же Раза вдавил себя в нее, тело его прошила судорога, и он замер, расслабляя руку и выпуская длинные волосы из-под пальцев.

Еще несколько нескончаемых секунд, и Раза отошел в сторону, лишь сверкнуло серебро пряжки застегиваемого ремня.

Вэл опустила голову, прикрывая веки с мокрыми от слез ресницами, чувствуя себя уничтоженной.

Раза был прав. Терять было что.

— Дай мне ее! Хочу попробовать, — голосом, полным возбуждения, сипло сказал Зен, приближаясь сбоку.

Вэл дернулась, опуская ладони и хватаясь за пояс штанов. Кусая губы, она подтянула их вверх и повернулась вполоборота, вжимаясь плечом в стену.

Зен приближался, трогая себя между ног. Желудок взбунтовался, тошнота подкатила к горлу, она сглотнула, моля о том, чтобы не сблевать на пол прямо сейчас.

Беспомощный стон вырвался из приоткрытых в испуге губ.

Вэл боялась Раза и ненавидела его, но приближающийся мужчина, глаза которого влажно блестели, скользя по ее фигуре, вызывал в ней куда больший, едва ли не животный ужас.

Молчание Раза затягивалось, будто тот раздумывал над предложением Зена.

А может быть, его молчание было согласием.

У нее не было времени на подобные загадки.

Она заставила себя оторваться от мнимой надежности стены, действуя на уровне давнего, забытого, а теперь проснувшегося инстинкта, и шагнула к высокой неподвижной фигуре Раза, вставая за его плечом.

Удивленно вытянулось лицо Зена, когда Вэл, ненавидя себя, проклиная свою лживую жалкую душонку, ткнулась горячим лбом, покрытым выступившими капельками пота, в рукав черной куртки.

Дрожащие пальцы нерешительно дотронулись до ладони мужчины, ощущая тепло его кожи.

Никто в этой комнате не мог спасти ее от Раза. Никто, кроме самого Раза.

Вэл скорее почувствовала, чем увидела, как поднялась в глубоком вдохе его грудная клетка.

Она сморгнула слезы, поднимая вверх голову.

Раза молчал, его лицо, обращенное на нее, было бесстрастно, и лишь черные глаза, утягивающие в бездонный омут, где не было спасения, лихорадочно блестели.

— Я говорил тебе, Зен, — смотря только на Вэл, произнес Раза, — это исключительно моя проблема.

Вэл залпом выпила самую крепкую настойку из всех, что нашлась у Зеффа, поставила небольшой стеклянный стакан на стол, взяла с тарелки кружок огурца и отправила его в рот. Огурец приятно захрустел на зубах.

— Еще! — потребовала она, кивнув бородачу.

Зефф поежился под ее взглядом, затеребив в руках палку домашней колбасы, и нерешительно спросил:

— Тебе не много? Тебя снесет сейчас.

— Это именно то, что нужно. — Вэл улыбнулась и взглядом указала бородачу на большую бутыль.

В доме Зеффа появилась женщина, и Вэл заметила это, едва переступив порог.

Взгляду предстали чистые новые занавеси на окнах со свежеокрашенными рамами, каминная полка, протертая от пыли, новые стол и стулья. Старая тахта, лишенная одной ножки, на которой она когда-то ночевала, исчезла, ее сменил аккуратный диванчик.

Сама хозяйка дома отсутствовала, предусмотрительно отбыв к матери из-за своего интересного положения. Вэл отчасти сожалела, что так и не застала Якову дома, — ей искренне хотелось увидеть ее мягкую улыбку, рыжие волосы и, конечно, наверняка сильно округлившийся живот.

— Не стоит столько пить, девочка, — сухо сказал Кара, складывая большие руки на деревянной поверхности стола. — Знаю, что не послушаешь, но это не поможет.

Он сидел напротив Вэл, молчаливо нахмурившись.

— Тебя когда-нибудь трахал наместник города, да еще в присутствии свидетелей? — весело спросила она, с улыбкой смотря в серое лицо бритоголового. — Нет? А меня да!

Кара никак не отреагировал на излишне веселую реплику Вэл, только перекинулся с Зеффом неодобрительным взглядом.

— Знаешь, я думаю, что Раза понравилось! — Вэл нервно хохотнула. — Из нас двоих один точно кончил, и это была не я!

— Хватит тебе уже, — хмыкнул Кара, со вздохом отводя взгляд.

— А еще он убил моего друга. — Вэл, не обнаружив желающих подлить ей настойки, сама потянулась за бутылью. — Ну как друга? Мальчишку, который считал меня спасительницей, а на самом деле умер из-за меня.

Она откупорила пробку, налила себе полный стакан и, брякнув бутылкой о стол, подмигнула Кара.

— Ну, рассказывай, я жду! — Вэл опрокинула в себя настойку, поморщилась и тряхнула головой, разбрасывая по плечам спутанные волосы.

— Ты о чем? — Кара с непониманием посмотрел на нее.

— О Раза, конечно. Он что-нибудь говорил тебе о том, как я ему? Я старалась помалкивать, чтобы ему было как можно приятнее, знаешь ли!

Кара промолчал, вновь переглянувшись с Зеффом. Вэл видела в их лицах жалость к себе, и жалость эта рождала в ней злость.

Она откинулась на спинку тяжелого деревянного стула и опустила лицо, встречая просящий взгляд сидящего у ее колена Раша.

— Отвали, мне нечего тебе дать. — Она махнула рукой, но пес не двинулся с места, продолжая пытливо смотреть на свою хозяйку.

Вэл вздохнула и скинула Рашу кусок огурца.

Пес опустил голову, понюхал огурец и вопросительно поднял морду.

— Да ты зажрался, — поморщилась Вэл и оттолкнула Раша ногой.

— Валлери, нужно серьезно поговорить, слышишь? — Кара пожевал губами, наблюдая, как она закидывает в рот очередной огурец.

— О чем? — Вэл подняла на него блестящие весельем голубые глаза. — О том, как Раза едва не отдал меня своему дружку? Не думаю, что это интересно обсуждать.

— О том, что тебя ждет дальше, — шумно выдохнул Кара. — Прекращай пить, иначе ты себя не вспомнишь.

— Мне определенно нравится ход твоих мыслей! — Вэл наставила на Кара указательный палец. — Именно этого я и хочу!

Вэл говорила правду: все, чего она желала — это забыться. Отключиться, потушить воющее, скулящее от боли сознание, закрыть его на засов и больше никогда не вспоминать о сегодняшнем дне.

Жаль, что это было невозможно.

Раза был милостив. Пожалел он ее, или в нем говорило что-то иное, но Зен не получил желаемого.

Вместо этого по приказу Раза двое стражников препроводили девушку к Зеффу, не отходя от нее ни на шаг всю дорогу до самого порога, будто она имела хоть какие-то силы на побег или на что-то в этом роде.

Вэл смутно помнила взгляды прохожих, бросаемые на нее, и терпеливое молчание стражников, делающих вид, что их мало интересует их подопечная.