Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что божество одного народа превратилось в великана в мифологии другого народа, вряд ли удивительно. Гораздо интереснее то, что речь в данном отрывке идет о детях Сваранга, чему соответствует наличие в славянской мифологии у Сварога двух сыновей – Дажьбога и Сварожича-Радигоста, причем культ обоих был зафиксирован у славян, живших на севере современной Германии.
Интересно отметить, что аналогичное сочетание золота и пурпура присутствовало и в могиле Кира, основателя Персидской державы. Арриан так описывает ее: «В помещении стояли золотой гроб, в котором был похоронен Кир, а кроме гроба ложе. Ножки его были выкованы из золота, покрыто оно было вавилонским ковром, а застлано шкурами, выдубленными в пурпурный цвет. Посередине ложа стоял гроб с телом Кира. Внутри ограды, у крыльца, ведшего к могиле, выстроено было маленькое помещение для магов, охранявших могилу Кира. Со времен Камбиза, сына Кира, эта должность стража переходила от отца к сыну»[296]. Последняя подробность свидетельствует о том, что это была не просто могила, а одновременно и своего рода святилище, при котором находились жрецы. Как видим, сочетание золота и пурпура и в другом месте индоевропейского мира ассоциировалось не просто с верховной властью, а с родоначальником правящей династии.
Поскольку как сын Сварога этот западнославянский бог был связан с огнем, то интересно сопоставить рассмотренную выше этимологию его второго имени с представлениями об огне как госте, зафиксированную в заклинании от пожара у восточных славян: «Витаю тебе (приветствую тебя), гостю! Замовляю тебе, гостю! Иорданскою водоюю заливаю тебе, гостю! Пришов Господь в мир, мир Его не признав, а святый огонь своим назвав. Господь на небо вознесся, за Господом и слуга (его) святый огонь понесся»[297]. В Подольской губернии хозяйка всегда ставила при огне в печи горшок с водой и полено, «для того чтобы он имел, что есть и пить». «Мы шануэм огонь, говорят в народе, як Бога; вiн наш дорогый гисть»[298]. Точно так же в качестве гостя воспринимался бог огня Агни и в Индии (РВ I,73,1)[299].
О значительной роли сына Сварога в религиозных воззрениях западных славян наглядно свидетельствует письмо немецкого епископа Бруно (Бонифация) к императору Генриху II, написанное около 1008 г., в котором католический прелат энергично протестует против самой возможности религиозного синкретизма культов славянского языческого бога и особенно почитавшегося саксами святого Маврикия: «Какой договор Христа с Велиаром, какое соглашение света со тьмою? Каким образом сходятся вместе Сварожич или дьявол и вождь святых, ваш и наш покровитель Маврикий?»[300] Если Маврикий в ту эпоху рассматривался как христианский покровитель саксов, то Сварожич естественным образом являлся божественным покровителем язычников-славян.
Хоть культ Радигоста на территории Руси нигде не зафиксирован, однако надпись № 197 на стене Новгородского Софийского собора гласит: «(А) РОПЛ(Ъ) ТА Д(Р) ОУЖНNА ПСАЛ(Н) РАДОЧ… АN(ѣ)…Д(Р) ѣ(Н)…(Т) РУ РАДИГОСТ…», что означает «Ярополча дружина писала: Радочень, Андрей (?), Петру (?), Радигост»[301]. Надпись датируется 1177-1178 гг., если ее оставили дружинники князя Ярополка Ростиславича, или же 1197 г., если в ней упоминается Ярополк Ярославич. Имя последнего русского дружинника в точности совпадает с именем бога западных славян, что говорит как о длительном существовании памяти о Радигосте именно на севере Руси, так и присутствии еще в XII в. в княжеской дружине человека, так или иначе связанного с западнославянскими языческими представлениями.
В заключение следует упомянуть и «римскую» генеалогию Рюриковичей, которая была изложена на рубеже XV-XVI вв. в знаменитом «Сказании о князьях владимирских». По мнению Р. П. Дмитриевой, его источником стало «Послание» опального митрополита Спиридона-Саввы. Согласно ему, римский император Август поставил «Пруса в брезех Вислы реки в град, глаголемый Морборок, и Торун, и Хвоиница, и пресловы Гданеск, и иных многих градов по реку, глаголемую Немон, впадшую в море. И вселися ту Прус многими времены лет, пожит же до четвертаго роду по колену племени своего; и до сего часа по имени его зовашеся Прусская земля. И сиа о сих.
И в то время некий воевода новгородскы имянем Гостомыслъ скончявает житье и съзва владалца сущая с ним Новагорода и рече: “Съвет даю вам, да послете в Прусскую землю мудра мужа и призовити князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода”. Они же шедше в Прусскую землю и обрятошя тамо некоего князя имянем Рюрика, суща от рода римска царя Августа, и молишя его с посланми всех новгородцев. Князь же Рюрик прииде к ним в Новгород и име с собою два брата; имя единому Трувор, другому Синеус, а третий племянник имянем Олег. И оттоле наречен бысть Новъгород Великий; и княжай в нем князь великы Рюрик»[302]. Однако опальный Спиридон-Савва был слишком неавторитетен, чтобы на основании его послания можно было обосновывать величие великокняжеской власти. В результате на основе его сочинения создается «Сказание о князьях владимирских». Текстологически оно во многом совпадает с первоначальным текстом, внося в него в части «римской» генеалогии лишь незначительные дополнения. Так, Прус уже при самом первом о нем упоминании начинает именоваться «сродником» Августа. Легенда о происхождении первого русского князя Рюрика из рода римских императоров с течением времени становится официальной и неоднократно повторяется в поздних отечественных летописях. В более полном виде она была изложена в Воскресенской летописи: «Обладающу Августу всю вселенною, и… постави… брата своего Пруса въ березѣхъ Вислы рѣкы во градъ Мадборокъ, Туронъ, Хвойница, и преславы Гданескъ, и иныхъ многыхъ городовъ по рѣке глаголемую Нѣмонъ, впадшею въ море, и до сего часа по имени его зовется Прусская земля. А отъ Пруса четвертоенадесять колѣно Рюрикъ. И въ то время въ Новеграде некый бе старейшина именемъ Гостомыслъ, скончаваетъ житие, и созыва владалца сущая съ нимъ Новаграда, и рече: “советъ даю вамъ, да послете въ (По) рускую землю мудрыя мужи и призовете князя отъ тамо сущих родовъ”. Потом по совету Гостомысла новгородцы “шедше въ Прусьскую землю, обрѣтоша князя Рюрик, суща отъ роду Римьска царя Августа”»[303].