Вполне возможно, что имя правителя Геллеспонта звучало не Дион, а Дий. Следует отметить, что в английском переводе оно дается в форме Dia. Ниже будет показано индоевропейское происхождение данного корня, а пока отметим случаи его упоминания в древнерусской литературе. На основании выражений «Дiа дьжда рѣши быти» и «Именовахоу Дiа небо» Н. М. Гальковский пришел к выводу, что в переводной литературе под Дием подразумевалось божество дождя и неба, Зевс греческой мифологии. Однако, чуть далее отмечал исследователь, «у нас это слово употреблялось в значении языческого бога вообще»[316]. Вместе с тем древнерусское поучение против язычества «Слово Григория Богослова» упоминает данное божество в паре со своей женской ипостасью: «Овъ рѣку богыну нарицаеть, и звѣрь живущь в нем, яоко бога нарицая, требу творить. Овъ дыю жьреть, а дроугыи Дивии»[317]. Наконец, цитированное выше «Слово и откровение святых апостолов» упоминает Дия наряду с языческими богами Перуном, Хорсом и Трояном, трактуя их как обожествленных правителей древности. Однако полностью признать это имя заимствованным славянами из античной мифологии мешают данные гидронимии. Так, например, пограничная р. Дыя между Моравией и Австрией[318] обязана своим названием народной речи, а не знакомством с трудами греческих авторов.

Интересующий нас корень встречается в надписи на свинцовой крышке, сделанной тайнописью. Сама крышка была найдена в Новгороде на Ярославовом дворище в слое XIV в. Расшифровавший ее надпись В. Л. Янин отметил, имя библейского бога Саваофа в ней заменено словом ΔΑНΟС, причем такая замена изредко встречается и на амулетах-змеевиках. Ученый не только соотносит это имя с Дивом «Слова о полку Игореве», но и с другими памятниками древнерусской литературы: «Имя божества ΔΑНΟС, ΔОНΟС хорошо объясняется из Паисиева сборника, где говорится о Дыевом служении. При таком фонетическом осмыслении слова ΔОНΟС (ΔΑНΟС) оно должно звучать как “дыос”. Если идти от противного и попытаться передать “дыос” греческими буквами, никакого другого оправданного способа выражения, кроме употребления ОН (или ΟΩ), найти нельзя. Правильность сопоставления ΔΙΟС – “дый” находит подтверждение в рукописи XVI в. “Слово и откровение святых апостол”…»[319]

Данных об обожествлении также и Гостомысла у нас нет, однако выше уже приводилось сообщение «Повести о Словене и Русе» о том, что старший сын князя Словена «Волхов бесоугодник и чародей» «в бога сел». Фольклор других славянских народов, наделяя своих правителей сверхъестественными свойствами, их при этом не обожествляет. Данное обстоятельство не только в очередной раз подчеркивает тесные связи ильменских словен с западными славянами на территории Германии, но и допускает возможность того, что и у первых существовала традиция обожествления своих правителей. Даже если сомневаться относительно известия Иоакимовской летописи о неоднократном обращении Гостомысла при выборе преемника к вещунам, сообщение Ибн Руста о господстве у русов над царем волхвов-«знахарей», равно как и данные о силе влияния этого сословия в Новгороде, вне сомнений. Как показали В. Л. Янин и М. Х. Алешковский, этим влиянием волхвы обладали еще до призвания Рюрика. Нечего и говорить, что в свете всего приведенного выше материала вопрос о том, кого именно эти волхвы посоветовали соплеменникам призвать на княжение – скандинавского конунга или прямого потомка славянского бога, весьма вероятно обожествленного лично, – является чисто риторическим.

Как мы могли убедиться, все три группы славянских источников о происхождении Рюрика не зависят друг от друга, создавались в разное время и в разных местах, но при этом не только не противоречат, но и взаимно дополняют и подтверждают друг от друга. Подобная ситуация могла иметь место только в том случае, если все они действительно, хоть в последнем случае и достаточно аллегорическим языком, отражали историю одного рода, происхождение которого восходило к божеству. Этим объясняется как отсутствие этой генеалогии в ранних летописях, так и неизбежная перекодировка и незначительное искажение первоначального предания.

Уточненная датировка пожара Ладоги, если она верна, согласно которой он произошел не на рубеже 50-60-х гг. IX в., а в промежутке между 863 и 870 гг., ставит перед исследователями сложные вопросы. Свидетельствует ли это о том, что призвание варягов состоялось позднее летописной даты? Однако данные нумизматики говорят о том, что в 850-х гг. действительно происходит катастрофичный спад поступления дирхемов в Европу и Волжско-Балтийский путь на какое-то время перестает функционировать. Наиболее логично связать это с летописным известием о междоусобной войне на севере Восточной Европы, завершившейся призванием Рюрика. В таком случае ладожский пожар произошел уже в правление нового князя, и мы вновь оказываемся перед вопросом: стало ли это результатом нападения извне, или перед нами следствие каких-то внутренних конфликтов? Пока археологические данные не позволяют нам однозначно ответить на этот вопрос. Никоновская летопись под 864 г. сообщает об убийстве Рюриком Вадима Храброго и многих других новгородцев, что свидетельствует скорее в пользу версии внутреннего конфликта. Датировка этого источника достаточно точно совпадает с результатами археологического исследования, однако летописец однозначно говорит о Новгороде, а не о Ладоге. Впрочем, ниже мы увидим, что одна летопись, говоря о первой резиденции Рюрика в Восточной Европе, называет Новгород, а другая – Ладогу, притом что обе они восходят к тексту ПВЛ. Таким образом, не исключена вероятность того, что описание произошедших в Ладоге событий было перенесено на Новгород. Следует отметить, что само имя Вадим христианское и в этом качестве является еще одним аргументом достоверности похода Бранлива, поскольку, согласно Житию Стефана Сурожского, русский князь и его бояре после чуда у гроба святого крестились. Достаточно давно было высказано предположение, что Вадим был тоже потомком Гостомысла и, соответственно, также имел право на власть.

Еще одним событием, которое способно заставить нас усомниться в точности традиционной даты призвания варягов, является история Аскольда и Дира. Под 862 г. упоминается, что два боярина Рюрика, Аскольд и Дир, отправились на юг и сели править в Киеве: «и бѧста оу него. в҃. мужа не племени его ни боӕрина. и та испросистсѧ ко Цр҃югороду с родомъ своимъ. и поидоста по Днѣпру. и идуче мимо и оузрѣста на горѣ градок и оупращаста. [и] рѣста чии се градокъ. ѡни же рѣша бъıла суть. г҃. братьӕ. Кии. ІЦекъ. Хоривъ. иже сдѣлаша градокось. и изгибоша и мъı сѣдимъ. платѧче дань родомъ их Козаромъ. Аколъдо же. и Диръ. ѡстаста въ градѣ семь. и многи Варѧги скуписта. и начаста владѣт Польскою землею. Рюрику же кнѧжаста в Новѣгородѣ»[320] – «И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: “Чей это городок?” Те же ответили: “Были три брата, Кий, Щек и Хорив, которые построили город этот и сгинули, а мы тут сидим, родичи их, и платим дань хазарам”. Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде».