Однако подобное имя носил и один из богов западных славян, почитавшийся в Ретре, которая наравне с Арконой была одним из главнейших сакральных центров всего этого региона. При ее описании Гельмольд (ок. 1125 – после 1177) отмечает одну важную деталь: «Ибо ратари и доленчане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Редегаста, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради (получения) ответов и ежегодных жертвоприношений»[275]. Это замечание Гельмольда указывает как на древность культа Радигоста у балтийских славян, так и то, что его культ давал основание для притязаний на политическую власть. О связи этого бога с властью говорит и упоминание короны Радигоста, выставленной еще в XV в. в окне христианской церкви: «… есть в окрестностях Гадебуша, который обтекает река Радагас, носящая имя божества, корона которого (из меди, от расплавленного его идола), поныне видна в окне храма»[276]. Ратари и доленчане составляли ядро племенного союза велетов. Хоть Ретра находилась на их территории, однако и у враждовавших с ними ободритов, как это следует из указания Гельмольда, данный бог также почитался: «Редегаст, бог земли бодричей»[277]. А. Гильфердинг отмечал, что Радигост «должен был иметь у бодричей особое племенное капище (по преданию, оно находилось именно в Мекленбурге)»[278]. Наличие общего культа у враждовавших между собой племенных союзов также указывает на его весьма раннее происхождение.

Может показаться, что имя вандальского короля Радагаста лишь случайно созвучно имени славянского бога Радигоста, однако это, по всей видимости, не так. Во-первых, в свой поход Радагаст отправился именно из того региона, который впоследствии станет центром культа Радигоста, и это вряд ли можно считать совпадением. Во-вторых, мекленбургские генеалогии прямо называют пытавшегося захватить Рим Радегаста потомком Алимера, который известен Саксону Грамматику в качестве короля Прибалтийской Руси. Реальность его существования подтверждается «Законом англов и варинов», записанным по повелению Карле Великого в 802 г., где в статье 5 имеется следующее примечание: «Сии права издал Вулемар (Vulemarus)»[279]. Более того: в качестве непосредственного предшественника Радагаста мекленбургские генеалогии называют Мечислава (Miecslav)[280]. Насколько мы можем судить, данные генеалогии смешивают реально существовавшего германского вождя со славянским богом, которому поклонялись впоследствии западные славяне, и С. Бухгольц прямо говорит, что Радегаста стали называть богом после его смерти. Мысль о том, что славяне впоследствии обоготворили потерпевшего поражение германского вождя, столь нелепа, что была решительно отвергнута еще в XVIII в. Э. Гиббоном[281]. Согласно версии мекленбургской генеалогии С. Бухгольца, сыном Радегаста был Крок, однако последний фигурирует в наиболее древней части чешских и польских преданий. Выше были указаны связанные с Кроком топонимы в различных местах Варяжской Руси, что свидетельствует о его общезападнославянском характере. Как видим, немецкие источники прочно связывают вождя германцев Радагаста со славянской средой, что делает вполне возможным его наречение в честь славянского бога. Поскольку мекленбургские генеалогии в своем окончательном виде составлялись уже после включения земель ободритов в состав Германской империи в эпоху господства христианства, потомки ободритских князей уже не могли открыто заявлять о своем происхождении от языческого бога, а отождествление германского вождя Радагаста со славянским Радигостом позволяло претендовать им на германское происхождение, облегчая вхождение в состав высшей феодальной знати империи.

Как было отмечено, Вулемар-Алимер был правителем варнов, одного из племен, входивших в состав ободритского союза. В свете этого весьма показательно, что именно у этого племени мы встречаем еще одно раннее упоминание имени, сходного с именем славянского бога. Византийский историк Прокопий Кесарийский так описывает события 551-553 гг.: «В это время между племенем варнов и теми воинами, которые живут на острове, называемом Бриттия, произошла война и битва по следующей причине. Варны осели на севере от реки Истра и заняли земли, простирающиеся до северного Океана и до реки Рейна, отделяющих их от франков и других племен, которые здесь основались. Немного раньше некий муж, по имени Гермегискл, правил варнами. Стараясь всячески укрепить свою царскую власть, он взял себе в законные жены сестру франкского короля Теодеберта, так как недавно у него умерла его прежняя жена, бывшая матерью одного только сына, которого она и оставила отцу. Имя ему было Радигис. Отец сосватал за него девушку из рода бриттиев, брат которой был тогда царем племени ангилов; в приданое дал за нее большую сумму денег». Гермегисклу было дано знамение о скорой смерти, после чего он, заботясь о безопасности своего племени, велел сыну расторгнуть помолвку и жениться на мачехе: «“При таком положении дел пусть невеста-островитянка моего сына, вызванная для этого сюда, уедет от вас, взяв с собой все деньги, которые она получила от нас, унося их с собою в качестве платы за обиду, как этого требует общий для всех людей закон. А мой сын Радигис пусть в дальнейшем станет мужем своей мачехи, как это разрешает закон наших отцов”. Сын Гермегискла получил у варнов царскую власть, и согласно с мнением знатнейших лиц из числа этих варваров он выполнил совет покойного и, отказавшись от брака с невестой, женился на мачехе. Когда об этом узнала невеста Радигиса, то, не вынеся такого оскорбления, она возгорела желанием отомстить ему»[282]. Вместе с войском своего брата она переправилась на материк и вторглась в пределы варнов. Война была удачной для бриттиев, варны были разбиты, Радигис взят в плен и был вынужден жениться на своей первоначальной невесте.

Поскольку Прокопий Кесарийский описывает события VI в., то очевидно, что под именем бриттиев он имеет в виду не кельтское, а уже германское население Британии. Выбор правителем варнов невесты для сына находит свое объяснение в описании Германии, сделанном Тацитом в 98 г. н. э. В нем он отметил, что англии и варины (варны) входили в состав одного союза племен, поклоняющегося матери-земле Нерте. Выше уже отмечалось, что именно англов отечественная ПВЛ считала непосредственными соседями варягов на западе. Сравнительно недавно лингвисты выделили в древнеанглийском языке 18 слов, которые германские завоеватели Британии заимствовали от славян. На их основании В. В. Мартынов пришел к заключению о том, что в III-IV вв. саксы и англы контактировали со славянами. Полностью согласен с этим выводом и археолог В. В. Седов: «Они свидетельствуют о непосредственных и некратковременных контактах славян с племенами англов и саксов до их миграции в V в. на Британские острова»[283]. Что касается упомянутых Прокопием Кесарийским варнов, то их нередко считают германским племенем, что по меньшей мере достаточно спорно. Уже к началу XX в. стало очевидно, что по такому важному археологическому признаку, как керамика, сходство остальной Германии с занятыми славянами бывшими восточногерманскими землями, на которых жили варны, полностью прекращается после 500 г.[284] Последующие археологические исследования показали, что из-за переселения германцев области по рекам Эльба – Сала почти полностью обезлюдели уже в III – начале IV в.[285] Кое-где небольшие группы населения, традиционно считающегося германским, оставались, однако им явно было не под силу даже на краткий период создать державу таких размеров, в которых ее описал Прокопий Кесарийский. Таким образом, германцами быть эти варны не могли. Тесные англо-западнославянские связи помогают понять, почему правитель варнов выбирает невестой для своего сына принцессу из племени ангилов, которых Прокопий по месту жительства также именует бриттиями, равно как и то, что оскорбленная невеста после своей победы не убивает бывшего жениха, а увозит его с собой. Для определения племенной принадлежности варнов существенно и указание правителя варнов на то, что «закон наших отцов» разрешает сыну после смерти отца стать мужем своей мачехи. У германцев подобный правовой обычай неизвестен, однако для западных славян он фиксируется в грамоте 1249 г. папского легата в Польше, Пруссии и Померании Якова[286].