— Господи Боже! — воскликнула Оливия с такой страстью, что оба кузена растерянно заморгали. — Вы оба абсолютно тупые?

Они недоуменно уставились на нее, невольно подтверждая ее слова.

— Сейчас все выглядит так, словно вы оба ее бросили. Граф, кажется, раздумал на ней жениться, и вы, по всей видимости, тоже не хотите ее видеть. Одно небо знает, что шепчут о ней светские дамы, прикрывая свои ротики ладошками.

Себастьян мог это хорошо себе представить. Большинство станет утверждать, что мисс Уинслоу слишком о себе возомнила, а светское общество ничем так не наслаждается, как зрелищем поставленной на место честолюбивой девицы.

— Сейчас люди навещают ее из любопытства, — продолжала Оливия. — И, — добавила она, угрожающе сузив глаза, — из жестокого злорадства. Но не сомневайся, Себастьян, едва шум утихнет, ее никто не будет принимать. Если только вы не вмешаетесь в эту ситуацию. И немедленно.

— Только, пожалуйста, не говорите мне, что правильным поступком будет предложение руки и сердца, — промолвил он. Как бы прелестна ни была мисс Уинслоу, он никак не считал, что его проступок требовал такой жертвы.

— Разумеется, нет, — сказала Оливия. — Вам нужно просто нанести ей визит. Показать обществу, что вы по-прежнему находите ее очаровательной. И вы должны вести себя в высшей степени пристойно. Если выкажете хоть намек на соблазн, ее репутация будет погублена.

Себастьян открыл было рот, чтобы отделаться каким-то привычным легкомысленным замечанием, но тут копившееся в нем раздражение выплеснулось наружу, и он не мог сдержаться.

— Почему, хотел бы я знать, люди, знающие меня несколько лет, а многие даже десятки лет, считают меня человеком, способным из мести совратить невинную молодую леди? Я что — похож на чудовище?

Он выждал минуту, но Оливия не нашла ответа. И, судя по молчанию, не нашел его и Гарри, который наконец бросил притворяться, что читает газету.

— Это не праздный вопрос, — сердито продолжал Себастьян. — Разве я когда-нибудь вел себя так, чтобы обо мне могли подумать такое? Скажите, что я натворил, чтобы меня считали злобным негодяем? Я искренне этого не понимаю. Знаете ли вы, что я никогда, ни разу не спал с девственницей? — Он обратил этот вопрос к Оливии, потому что был потрясен и оскорблен.

— Хватит, Себастьян, — тихо произнес Гарри.

— Нет, уж давайте разберемся до конца. Я хочу понять, что, по мнению всех этих господ, я намереваюсь сделать с мисс Уинслоу после того, как я ее соблазню. Бросить ее на произвол судьбы? Убить и бросить ее тело в Темзу?

Какое-то время его кузены не могли найти слов и просто молчали. Это был первый раз на их памяти, когда Себастьян повысил голос.

Он этого не делал никогда!.. Даже Гарри, знавший его с детства, бывший с ним в школе и в армии, никогда не слышал, чтобы он повысил голос.

— Себастьян, — мягко произнесла Оливия. Она протянула руку через стол и положила на его пальцы, но он отодвинулся.

— Вы так обо мне думаете? — требовательно спросил он.

— Нет! — воскликнула она. Глаза ее наполнились ужасом. — Конечно, нет. Но я знаю ваш образ жизни… Куда вы пошли?

Он уже был на ногах и стремительно направлялся к двери, резко бросив на ходу:

— Нанести визит мисс Уинслоу.

— Только не нужно это делать в таком настроении, — промолвила она, поспешно вставая из-за стола.

Себастьян остановился и посмотрел на нее.

— Я… э-э… — Она бросила взгляд на Гарри, тоже поднявшегося на ноги. Он отозвался на ее молчаливый вопрос лишь легким поднятием бровей и кивком в сторону двери.

— Наверное, мне стоит поехать с вами, — сказала Оливия. Она нервно глотнула и поспешно положила руку на предплечье Себастьяна. — Это будет выглядеть приличнее. Как вы думаете?

Себастьян коротко кивнул. По правде говоря, он теперь вообще не знал, что ему думать. А может быть, ему это уже было все равно.

— Бренди? — промолвила леди Викерс, протягивая бокал.

Аннабел покачала головой. После второго дня приема визитеров вместе с бабушкой, которая в обычное время не могла встать с постели раньше полудня без поддержки крепкого спиртного, она осознала, что ей лучше до обеда придерживаться лимонада или чая.

— У меня от него заболит живот, — откликнулась Аннабел.

— От этого? — Леди Викерс с любопытством взглянула на бокал. — Как странно. А я от него чувствую себя… безмятежной. Настроение улучшается.

Аннабел кивнула. Никакого другого ответа ей в голову не приходило. В последние несколько дней она провела с бабушкой больше времени, чем за весь предыдущий месяц. Когда леди Викерс велела ей относиться к скандалу как истинная леди, она имела в виду также и себя, и это, видимо, означало находиться при внучке безотлучно.

По мнению Аннабел, это было самым убедительным и реальным проявлением любви, которую бабушка когда-либо ей выказывала.

— Что ж, одно могу сказать, — заявила леди Викерс, — хоть из-за скандала, но я в эти дни повидала больше своих друзей, чем за многие годы.

— Друзей? — улыбнулась Аннабел.

— По-моему, вся эта шумиха стихает, — продолжала леди Викерс. — В первый день у нас было тридцать три посетителя, во второй — тридцать девять, а вчера — всего двадцать шесть. Всего девяносто восемь. Почти сто.

Аннабел растерянно открыла рот:

— Вы считали?

— Конечно, считала. А как же иначе? А что делала ты?

— Э-э… сидела в кресле и старалась выглядеть как леди. Бабушка хихикнула:

— Тебе, вероятно, не пришло в голову, что я могу сосчитать такое большое количество. Вот что значит способности к арифметике.

Аннабел задохнулась, начала заикаться и пожалела, что отказалась от бренди.

— Пф-ф! — отмахнулась от ее смущения леди Викерс. — У меня масса скрытых талантов.

Аннабел кивнула, но, по правде говоря, она сомневалась, что жаждет увидеть появление других бабушкиных талантов. Уж слишком все они были… своеобразные.

— У леди должен быть неприкосновенный запас тайн и скрытых возможностей, — продолжала бабушка. — Это важно знать тебе уже сейчас. — Она отхлебнула бренди, удовлетворенно вздохнула и сделала еще глоток. — Когда выйдешь замуж, поймешь, что я имею в виду.

Девяносто восемь визитеров — сосчитала Аннабел в уме. Девяносто восемь человек навестили Викерс-Хаус, жаждая поглазеть на последствия скандала в клубе. Или распространить его. Или сообщить ей, как широко оповещена о случившемся светская общественность.

Это было ужасно.

Девяносто восемь человек! Она невольно сгорбилась и как-то осела на стуле.

— Сиди прямо! — рявкнула бабушка.