в нашей столовой. Я действительно думал, что он может стать последним совместным, но все-таки вилкой и ножом орудовал привычно споро, жевал, глотал и выслушивал рассуждения Вулфа о выражениях лиц у людей в очереди к кабинкам для голосования. К тому времени, когда мы перебрались в кабинет, расселись и Фриц принес кофе, я так и не подобрал начальной фразы для ультиматума, но это меня не беспокоило. Долгий опыт подсказывал, что нужная фраза прыгнет на язык сама собой.

Я допивал вторую чашку, когда в дверь позвонили. Выходя в прихожую, я никак не ожидал увидеть за дверью целую банду. Пришлось даже подойти ближе, удостовериться и лишь затем вернуться в кабинет.

– Четверо из шести. Вилар, Хан, Джадд и Айгоу. Аккермана и Уркхарта не наблюдается.

– Никто из них по телефону о встрече не договаривался?

– Нет.

– Впусти.

Я подчинился. Распахивая дверь, впуская гостей и принимая у них пальто, я ведать не ведал, зачем они пожаловали. По всей видимости, не только для того, чтобы выставить свой ультиматум. В кабинете Джадд занял красное кожаное кресло, а остальные придвинули ближе желтые.

– Вы не похожи на человека, недавно вышедшего из тюрьмы, – заметил Джадд.

– Мне доводилось сидеть дольше в камере куда грязнее, – отозвался Вулф. – В Алжире.

– Вот как? А я никогда в тюрьме не сидел. Двое из нас хотели навестить вас прямо с утра, но я предложил собрать больше фактов. Увы, не получилось. То есть собрали, но не все, какие хотели. Возможно, остальное мы узнаем от вас. Насколько я понимаю, вы с Гудвином ничего не сказали полиции, как и ваши наемные помощники, но нас продолжают спрашивать о записке, которую кто-то передал Бассетту за обедом. К тому же после нового убийства к нам стали приставать с вопросом, где мы были в субботу утром, когда убили ту женщину. Вы утверждали, что сами не пошли бы к окружному прокурору, и явно оказались у него по принуждению. Мы хотим знать, что, черт побери, происходит!

– Я тоже.

– Хватит увиливать! – прорычал Айгоу. – Вы нам все расскажете!

– Расскажу, – согласился Вулф и оглядел гостей. – Я рад вашему визиту, господа. Полагаю, мистер Аккерман и мистер Уркхарт не захотели возвращаться в здешнюю юрисдикцию. Что ж, не могу их в этом винить. Что касается записки, Люсиль Дюко о ней знала, и девушку убили. Очевидно, что знает и служанка Мари Гарру – вероятно, подслушивала и так узнала. Она пошла на сотрудничество с полицией. Поэтому вас снова начали донимать, и это достойно сожаления. Однако я ничуть не жалею о том, что мы вас отыскали и собрали здесь, поскольку вы поделились со мной сведениями, которые могут оказаться полезными. Не все, но двое из вас. Мистер Айгоу сказал мистеру Гудвину, что мистер Бассетт страдал одержимостями – так он выразился, – а мистер Хан сообщил, что одной из этих одержимостей, причем ярко выраженной, была привязанность к жене.

Услышав эти слова, я все понял. Меня будто осенило. Как если бы молния полыхнула. Не догадка, не намек – истинное знание. Быть может, вы сами сообразили куда раньше и дивились моему скудоумию, но это отнюдь не доказывает, что вы умнее меня. Вы-то читаете отчет, а я находился внутри расследования. Кроме того, я мог обронить раньше намек-другой, но возвращаться назад и переделывать текст не собираюсь. События я излагаю последовательно и предельно точно, нет смысла что-то такое тут громоздить.

Остаток беседы я, разумеется, воспроизведу, но поклясться в достоверности каждого слова не готов. Нет, я был там и слушал, но мне предстояло принять решение, пока гости не ушли. А Вулф никак не желал бросать свои игры. Почему? Ну почему, черт его дери?! Ладно, это подождет, надо решить, как быть. Надо ли как-то ему показать, что я знаю, как обстоит дело? Естественно, как бывало неоднократно, случилось так, что я осознал, – я лишь притворяюсь, будто пытаюсь что-то решить. На самом деле решение пришло ко мне подсознательно. Не могу подобрать иного слова, поэтому пусть будет так. Я не стану ничего показывать Вулфу. Если он затеял эту игру и продолжает играть – пускай, но играют-то двое, и мы еще поглядим, кто оплошает первым.

Между тем гости беседовали с Вулфом. Знаете что? Я передумал. Выше я сказал, что постараюсь воспроизвести остаток их беседы, но нет – я лучше смошенничаю. Если бы кто-то из них сказал что-то такое, что изменило бы общую картину или ее дополнило, я бы, конечно, привел эти фразы в точности, но ничего такого не было. Вулф все пытался подвести Хана и Айгоу к обсуждению миссис Бассетт, но они упорно игнорировали его намеки. Видимо, договорились, что ни в коем случае не станут о ней упоминать. Вообще они явились узнать, чего ради Вулф втянул их в это дело, а больше всего – в особенности Джадда и Вилара – их интересовали Пьер Дюко, погибший в доме Вулфа в нашем присутствии, и его дочь. В какой-то момент мне показалось, что Вулф на них накинется, но он сдержался и внимательно слушал. Во вступительной речи он выразил сожаление, что вовлек их в расследование, но подчеркнул, что получил от них ценные сведения. Думаю, рассчитывал почерпнуть из этой беседы новые подробности, но если так, то его надежды не оправдались. Зная то, что мне открылось, я это быстро понял.

Чуть позже десяти вечера я выпроводил гостей, вернулся в кабинет и принял следующее решение. Вулф ляжет спать где-то через час, так что, если он все же заговорит, мне будет трудно уследить за собственным голосом и выражением лица. Поэтому, не садясь, я произнес:

– Кажется, если потороплюсь, я успеваю на последние полчаса хоккейного матча. Я вам нужен?

Он ответил отрицательно и потянулся за книгой, а я вышел в прихожую и взял пальто. Снаружи резвился ветер, выискивая, что бы такое умчать куда подальше, и я поднял воротник, добежал до аптеки на углу Восьмой авеню, заскочил внутрь, юркнул в телефонную кабинку и набрал номер.

– Слушаю?

– Говорит президент Национальной лиги тюремных реформ. Когда вы согласны уделить мне полчаса на обсуждение нашей программы?

– Ты ванну принимал? Побрился?

– Нет. Зато сойду за вещественную улику.

– Тогда приезжай. Но зайди через служебный вход.

Мне повезло. В такое время суток такси можно ловить целый час, но стоило мне выйти из аптеки, как сразу подвернулась свободная машина.

Также мне повезло в том, что Лили оказалась дома одна. Она сидела за роялем, играла, похоже, прелюдии Шопена. Это не пустая догадка. В ее глазах и голосе в