Парк остался, прохаживается туда-сюда, проверяет прогресс, делает пометки.

— Акс! — зовёт он.

— Я тут.

Он выходит на крыльцо, где я стоял, наслаждаясь закатом, и закрывает дверь за нами.

— Ну? — я спрашиваю у него.

— Я не собирался говорить слишком много, поскольку я суеверен, — он постукивает по дому. — Но мы надираем задницу этому плану. Твоя цель была закончить к середине декабря, и всё выглядит прекрасно. Я мог бы сказать, что мы закончим на неделю раньше, если всё будет продолжаться в таком же темпе, но я не буду искушать богов строительства.

— Это многое значит, Парк. Всё, что вы сделали за такой короткий промежуток времени.

Беннет подъезжает в грузовике, поющий голос Скайлер доносится из открытых окон кабины. Он мигает фарами и сигналит, просто чтобы поприкалываться над нами.

Паркер машет им.

— Эй, ты нанял лучших. Я просто делаю свою работу, — мы вместе спускаемся по ступеням крыльца, и он идёт к грузовику. — Долго её не будет?

— Кого?

— Так, лапочка, не прикидывайся. Ты знаешь, о ком я говорю.

Я сглатываю — такое чувство, будто в моём горле застрял кусок горячего угля. Он обжигает до самого дна.

— Четыре дня.

Паркер улыбается.

— Предостаточно времени.

— Что это значит? — окликаю я.

Он не отвечает. Не могу сказать, что мне нравится, когда мои методы используют против меня.

Паркер запрыгивает в грузовик, раздаётся трио гудков, и они отъезжают от дома. Снова поднявшись на крыльцо, я закрываю глаза и наслаждаюсь этим — сгущающейся темнотой под моими веками, абсолютным уединением и тишиной.

Наконец-то.

Вот только по воздуху разносится слабое рокотание нового двигателя. Я держу глаза закрытыми. Говорю себе, что это кто-то просто свернул не туда. Вот-вот я услышу хруст гравия под шинами, выполняющими резкий U-образный разворот, звук стихнет и всё будет хорошо.

Вот только звуки двигателя становятся громче. Затем звук открывшейся и закрывшейся дверцы машины эхом разносится по поляне. Мои глаза открываются, затем выпучиваются от неверия.

— Оливер?

Мой самый младший брат повыше подтягивает спортивную сумку на плече и идёт в мою сторону, а его такси выполняет разворот и уезжает. Светлые волосы Оливера наполовину выбились из маленького хвостика на его затылке, а его серо-голубые глаза, копия маминых, покраснели. Он выглядит ужасно, что… необычно для него. Он золотой мальчик, последний сын, гениально одарённый в футболе, гениально одарённый в учебе. Жизнь складывается для Оливера наилучшим образом, и он выглядит соответствующе.

А ещё он выглядит так, будто подрос на 7 см с момента нашей последней встречи. Чем они там кормят их в КУЛА? Гормонами человеческого роста?

— Ты что тут делаешь, чёрт возьми? — спрашиваю я.

Оливер пытается улыбнуться мне, но это больше похоже на гримасу. Он смаргивает влагу, блестящую в его глазах, и шмыгает носом.

— Мне… надо было куда-нибудь уехать.

— Куда-нибудь уехать.

— Мне надо было уехать из колледжа на пару дней.

— Что случилось? — спрашиваю я.

— Ээ, — он хрипло сглатывает. — Я очень не хочу говорить об этом. Я просто хочу страдать.

— И это привело тебя сюда?

Вытерев нос рукавом, он пожимает плечами.

— Ага. Ты единственный в семье, в чьём присутствии мне хочется страдать.

— Ну спасибо?

Вздохнув, он сдёргивает резинку с волос, затем собирает волосы обратно.

— Я просто имел в виду, что ты позволяешь людям быть такими, какими им нужно быть. Все остальные в семье попытались бы исправить это, а это не то, что можно исправить.

Я смотрю на него, на этого мальчика, превращающегося в мужчину, и испытываю острый прилив желания защитить. Это заставляет меня сделать успокаивающий вдох и развести руки в стороны.

— Иди сюда.

Сделав два шага вперёд, Оливер бросается мне на грудь, один раз прерывисто всхлипнув, и я прижимаю его к себе. Если я сам контролирую объятия, это не слишком дискомфортно. Но когда руки других людей блуждают по мне, меня передёргивает. Однако Оливер слишком опустошён, чтобы обнимать меня в ответ. Он просто безвольно повис в моих руках и тихо плачет.

Внезапно я очень остро осознаю, что едва скрывается под моей рубашкой — цепочка, на которую я повесил кольцо Руни. Затем я вспоминаю, что до сих пор ношу своё кольцо. Я аккуратно снимаю его, всё ещё обнимая Оливера, и прячу в кулаке. Я повешу его на ту же цепочку, когда Оливер не будет видеть.

Вздохнув, Оливер отстраняется и вытирает глаза.

— Спасибо, — шепчет он.

Сунув руки в карманы (в том числе и ту, что с кольцом), я делаю шаг назад и киваю.

— Что тут происходит? — спрашивает он, показывая на оборудование, оставленное на участке, следы работы.

По мне прокатывается паника, но она быстро отступает. Он же ножовку от топора не отличит. Он понятия не имеет, что тут делается, и сколько это может стоить.

Я пожимаю плечами.

— Всего лишь кое-какой ремонт, пока идёт моё время здесь.

Он краснеет и трёт шею сзади.

— Ага, извини, что заявился.

— Ничего страшного. Ты можешь остаться. Просто я всё переворотил в шалаше, так что придётся довольствоваться моей хижиной.

Он стонет.

— Нам придётся идти пешком, да?

— Нет, блин, на метле полетим.

— Ха-ха, — бурчит он, перевешивая сумку с одного плеча на другого. — Это так в духе папы. Везде ходить пешком, хотя у тебя есть прекрасно работающий автомобиль.

— Ну, тогда воспользуйся этими тридцатью секундами, чтобы дать отдых твоим усталым ножкам перед безжалостным походом. Мне надо запереть тут всё.

Выключив освещение и убедившись, что всё на своих местах, я запираю дверь А-образного дома. Оливер со стоном спускается со ступеней, подстраивается под мой шаг и ворчит себе под нос.

— Ворчи сколько угодно, но ходьба полезна, — напоминаю я ему. — Она приводит мысли в порядок. И экономит топливо.

Снова стон.

— Мои ноги болят после утренней тренировки.

— Ну ты же хотел пострадать.

Он фыркает.

— Ну, хотя бы ты меня накормишь. Ты же накормишь меня ужином, правда? Я умираю с голоду.

— Да, Олли. Я приготовлю тебе ужин, — говорю я ему, пока пёс, которого я неохотно начал признавать как Гарри, бежит к нам и счастливо лает.

Вот вам и тишина с умиротворением.

И всё же, кажется, я благодарен за эти счастливые звуки, эхом разносящиеся между деревьев, пока мы идём. В отсутствие Руни всё уже кажется пустым, приглушённым… слишком тихим.

Я останавливаю себя, не давая развивать мысль в этом направлении. Это тупик, и нет смысла туда направляться. Сейчас она уехала всего на несколько дней, но вскоре она уедет навсегда. Она уедет, и жизнь будет продолжаться без неё.

Так должно быть.

* *