смотрели без особого любопытства. Кийрамы с прошлого лета стали явлением обыденным, а в нашей части Айдыгера еще и почитаемы как союзники. Все помнили, что они шли за Танияром встречать объединенное войско, а после сражались под стенами Иртэгена.

Как помнили и о помощи пагчи, которые привели с собой унгаров. И если последние так больше и не появились на наших землях, то пагчи, как я уже успела напомнить, стали нашими соотечественниками. Жители бывших Зеленых земель спокойно принимали подопечных Дурпака, не пеняли на зеленые глаза и черные волосы, да и на искажение привычных слов внимания не обращали.

А вот тем, кто прежде жил в Белом камне, мирное соседство с пагчи давалось сложнее, да и представители племени не питали к этим тагайни добрых чувств. Вражда, длившаяся многие поколения, никак не желала отпускать бывших противников. Впрочем, пагчи по своей природе были открыты дружбе, но заискивать ни перед кем не собирались.

И однажды между ними вспыхнул конфликт. Не прежняя бойня, но всё могло бы закончиться плохо, если бы не вмешался дайн, к которому успели отправить гонца.

– Довольно! – прогремел тогда голос взбешенного правителя, ворвавшегося в самый центр едва закипевшей драки. – Нет больше Белого камня, как нет земель племени. Они ушли, а с ними старые распри. За что грызетесь? Чего не поделили? Землю? Так ее полный Айдыгер, каждому места хватит. Обидели кого-то? Так идите ко мне, и я решать стану, кто виновен, а кто нет. Но если былое делите, то и идите вслед за былым, я держать не буду! В настоящем есть Айдыгер, вы его верные сыны, а я вам отец и повелитель. И как отец, я запрещаю моим детям драки. А если сцепитесь и кровь прольете, карать буду каждого, кто сойдется! Услышали? Всех!

– Мы услышали тебя, дайн, – ответили противники, и Танияр заговорил спокойнее:

– Забудьте распри, вам некого винить в них, кроме себя самих. Тагайни нападали на пагчи, пагчи мстили тагайни, тагайни мстили пагчи за месть, и так по кругу. Никто из вас не в силах вспомнить, кто начал первым. Хватит. Все мы дети одних Отца и Матери, все почитаем одних и тех же духов. И враг тоже один. А еще мы живем в одном доме, имя которому Айдыгер. Нам не враждовать в нем следует, а укреплять и наполнять силой. Не можете смотреть друг на друга, стерпите. Сначала тяжело, потом привыкнете, а после и друзей надежней не будет. Что ответите?

– Ты прав, Таньер, – ответили пагчи.

– Мы услышали, дайн, – отозвались тагайни.

– Белый Дух тоже слышит вас и ваши души. И я услышал, – подвел итог Танияр.

Это случилось еще перед началом зимы, и пока никто из бывших противников слова не нарушил, даже, кажется, начали потихоньку общаться. По крайней мере, мы слышали, что двоих охотников из бывшего Белого камня на охоте сильно потрепали звери, и они непременно погибли бы, оставшись в лесу к началу ночной метели, если бы не пагчи. Они увидели раненых и принесли в свое поселение, куда прежде чужаков почти не пускали. А когда мужчины достаточно окрепли, проводили их домой.

В домах охотников была великая радость, потому что живыми их уже не чаяли увидеть. Так что пагчи, которых поначалу встретили мрачным молчанием, домой отпустили уже с дарами и благодарностью. А потом пришли и сами охотники, и не с пустыми руками. Они принесли спасителям только что убитую дичь. После этого уже пагчи устроили праздник, и с дарами ушли тагайни. В общем, лед, похоже, начал трещать, чему мы с Танияром были несказанно рады.

– Болит чего? – голос Сурхэм вырвал меня из размышлений.

Улыбнувшись ей, я уселась за стол и подперла щеку ладонью.

– Как и вчера, – ответила я. – Поясница ноет.

– Скоро уж, – покивала головой прислужница. – Может, не пойдешь на праздник?

– С чего бы? – фыркнула я. – Танцевать не буду. А сидеть и есть, что дома, что на поляне – разницы никакой. Но там хоть на других полюбуюсь, а тут с тоски умру. Сейчас маму привезут, и пойдем.

– Поедет ли вещая? – усомнилась Сурхэм.

– Прошлым летом Танияр ее обманом выманил, – усмехнулась я. – Обещал и сегодня привезти, но там уж как мама сама решит. Откажется, значится, завтра с ней увижусь. Но мне бы хотелось, чтобы приняла приглашение.

– Могла бы и Орсун позвать, чего в священные земли ехать? – проворчала Сурхэм. – Кто за дайнанчи присмотрит, пока ты отдыхать будешь? – Я ответила пристальным взглядом и поджатыми губами, и прислужница махнула рукой: – Молчу-молчу, не ругайся. Вещая так вещая, а я своего дождусь.

– Мимо дома назад не проедем, – смягчившись, улыбнулась я.

– Славный дайнанчи будет, – улыбнулась в ответ Сурхэм и встала со своего места. Она повернулась ко мне спиной, и я расслышала тихое ворчанье: – Слова не скажи, сразу смотрит, как рырх голодный. Того и гляди голову откусит, будто я плохое что говорю.

– Су-урхэ-эм, – протянула я с иронией.

– Чего, дайнани? – Она обернулась, и я встретилась с честным, открытым взглядом.

– Что ты там сказала?

– Рта не раскрыла, – по-прежнему честно соврала прислужница.

– Так молчала, что от ворот слыхать, – донесся до нас новый голос, и я радостно воскликнула:

– Мама! Ты приехала!

Я поднялась на ноги и поспешила ей навстречу. Шаманка тепло обняла меня, после накрыла ладонью лоб, благословляя, а затем уже и поцеловала в щеку. Первая. Я умилилась, но мама тут же махнула рукой, останавливая меня. И тогда я просто прижалась к ней и затихла ненадолго, насыщаясь чувством покоя, шедшим от Ашит.

– Как же хорошо, что ты приехала, – сказала я и отстранилась.

– Приехала, – ответила она. – Могла б – вперед саула побежала, лишь бы от твоего мужа избавиться. Килимом был, килимом остался, хоть и дайн. – Я рассмеялась, а мама проворчала: – Он за мной ходил. Куда я, туда и он. И всё говорит и говорит, говорит и говорит…

– Что говорит? – полюбопытствовала я.

– Всё говорит. Что за зиму было, что весной. Про тебя, про ягиров, про саулов, про племена, про брата, про советников своих. Что вы надумали, что сделали, что еще делать будете. Уруш устал слушать, убежал, а мне бежать некуда.

– Вещая меня черпаком ударила, – весело поблескивая глазами, пожаловался дайн. – Но я всё равно ей всё-всё-всё рассказал.

– Как в повозку села, тогда только замолчал, – продолжила ворчать мама. – И за что его Отец любит?

– За то, что честный, – усмехнулся Танияр. – Ни словом тебе не солгал, рассказал всё как было.

– Видеть тебя не могу, – махнула на него кулаком шаманка.

И я рассмеялась,