Алана молчала, и лицо у неё было одновременно несчастным и вызывающим. Знаем уже, проходили — гордо задранный нос, холодное молчание, во всём, оказывается, виноваты карты…

— А во что вы играли? — услышал я собственный спокойный голос.

Варкронн тонко улыбнулся:

— В «Пятиглав». Госпожа Алана обожает сложные игры.

Я выдавил ответную улыбку:

— Я, признаться, тоже… Мне даже завидно. Госпожа Алана пережила столь сильные чувства, столь захватывающий азарт, в то время как я оказался обделённым… Вы меня обяжете, господин Варкронн, если согласитесь сыграть со мной несколько партий.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Молодой шулер не достиг бы успеха в своём деле, если бы не умел разбираться в людях; шулер понимал, что я — не столь нежная добыча, какой была Алана.

— Мы, признаться, должны уже ехать, — заметил светловолосый крепыш. — Мы и без того…

Господин Варкронн улыбнулся ещё тоньше:

— Что вы, господин… Рекотарс. Это вы меня обяжете… Несколько партий. К сожалению, на более длительную игру у нас нет времени…

Обеденный зал понемногу наполнялся — спускались из своих комнат зевающие постояльцы, заглядывали в поисках завтрака новые гости. Господин Варкронн глядел мне в глаза, и во взгляде его был нескрываемый весёлый вызов.

Щ-щенок…

— Госпожа моя супруга, — сказал я Алане светским до приторности голосом, — будьте добры, поднимитесь в свою комнату… И отдохните перед дорогой. Потому что, возможно, нам придётся идти пешком.

Светлое Небо, она задрала нос до самого потолка. И удалилась наверх с видом вдовствующей королевы.

Я проводил её взглядом. Обернулся к господину Варкронну, невозмутимо распаковывающему новую колоду карт. И снял с мизинца маленький перстень, единственную вещь, подаренную мне матерью, драгоценную игрушку с голубоватым, остро отсвечивающим камнем.

* * *

«Пятиглав» никогда не был моей любимой игрой.

С первой же сдачей мне пришла карта на «пустую клетку», это редкость, это почти верный выигрыш — если забыть об одной детали. В моём наборе не было красной семёрки, называемой «ключиком», а значит, соперник легко мог насовать в мою «клетку» пять-шесть верных взяток.

В честной игре вероятность такого поворота ничтожно мала. Я тщательно следил за руками соперника, сдающего карты, я не поймал его ни на едином неверном жесте, но сейчас, глядя, как Варкронн почёсывает кончик носа, я был уверен, что он знает мои карты до единой.

Говорят, есть шулера, способные видеть колоду насквозь. Спина моя покрылась потом; Варкронн рассеянно объявил, что сыграет «большой бал». Я преодолел искушение играть «клетку», сжал зубы и кивнул, выражая согласие; Варкронн сыграл чисто, как по писаному, и его белобрысый приятель отщёлкал на маленьких счетах мой первый проигрыш.

Да. Алана знала, с кем сесть играть.

Пришла моя очередь сдавать; я прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться.

Колода в моих руках. Прохладное прикосновение атласных карт; обеденный зал исчез, исчез стол вместе с шулером и его подельщиками, всё на свете провалилось к псам, осталась колода и пёстрое мелькание ярких рубашек. На обратной стороне карт изображён был вставший на дыбы конь.

Они только казались одинаковыми. Каждая рубашка имела свои неповторимые особенности; я чувствовал, как голову мою сдавливает будто железным обручем. Кони ожили, завращали выпученными глазами, тот, что нёс на себе бубновую даму, имел белое пятнышко на крупе, тот, что прикрывал пиковую десятку, казался чуть размытым, будто действительно на скаку…

— Сдавайте же, господин Рекотарс!

Эдак меня самого запишут в шулера…

Я сдал.

Теперь рубашки Варкронновых карт не были для меня немыми. Но радости это не прибавило — на руках у соперника оказалась почти полная «поляна»; ну не умею я сдавать с выгодой для себя!.. Мы немного поторговались, для приличия, и я дал ему сыграть, и он опять всё развёл как по писаному. Щёлкнули маленькие счёты; я щёлкнул зубами.

Сдал Варкронн.

Голова моя ломилась; я глядел на рубашки его карт, и во вставших на дыбы красавцах-конях мне мерещились лошади нашей кареты. Я не мог узнать больше двух-трёх — наверное, устали глаза.

Он заявил «малый бал». Я упёрся и заявил «хоровод»; он подумал, хитро поглядел на меня и заявил «пустую клетку».

Против «клетки» у меня доводов не было.

Он начал, изящно растягивая в улыбке и без того большой рот; я мучительно вглядывался в карты, и чем дальше, тем больше уверялся, что его «клетка» ловится.

Вот она, возможность отыграть всё и сразу. В его «клетку» входили все семь, нет, восемь взяток, если только…

— Ходите, господин Варкронн! — Я уже предвкушал торжество.

Он походил.

Этой карты не должно было здесь быть. Я прекрасно помнил, она ушла в «отбросы»…

— Что это за карта, господин Варкронн?

— Чёрная девятка. Вы разве не видите?

— Позвольте сосчитать ваши карты.

Он поморщился:

— Господин Рекотарс… Я понимаю, когда дело доходит до проигрыша, все мы становимся нервными, подозрительными… Но поверьте, не стоит так меня обижать. Пересчитайте карты здесь, — он кивнул на кучку «отбросов», — здесь, на столе, у себя, у меня… Или вы думаете, здесь несколько одинаковых?

И я понял, что он прав.

Что его «пустая клетка» сыграна чисто, а откуда взялась нужная карта — теперь уже не узнать, разве что он маг…

А если он маг?! Мелкий колдун, зарабатывающий картами? Кто докажет?!

Взять в руки карты считается позором для мага. Но ведь и для аристократа зарабатывать шулерством до недавнего времени считалось позором…

Я смотрел на свой проигранный перстень.

— Ещё партию, господин Рекотарс? Или хватит?

Глаза Варкронна смеялись. Я заставил себя улыбнуться в ответ:

— Вы интересный противник… Ещё.

Прикосновение карт приносило мне боль — будто кожа на пальцах стёрлась до мяса. Я узнавал их на ощупь — красные были теплее, чёрные холоднее… Тяжелее, легче… Неприметные чёрточки, помогающие опознать каждого из почти четырёх десятков поднявшихся на дыбы коней…

Я сдал.

И я твёрдо знал, что на руках у Варкронна нет полного «хоровода», — но он заявил «хоровод», и глаза его насмехались.

Кто-то, неуклюже проходивший мимо, задел меня за плечо; прикосновение показалось резким, как удар.

Шум. Звон посуды, чьи-то голоса, хлопанье двери… За спиной, оказывается, стоят штук шесть зевак, запах жареного, смех…

Я вылетел из мира карт, как пробка вылетает из бутылки. Я выпал во внешний мир — как раз вовремя. Потому что игра не всегда ограничивается одними только нарисованными фигурками.