Обе стороны – соблюдали некие правила игры. Британский и американский флоты – не столько боролись с пиратством – сколько прикрывали побережье Сомали и не давали по-настоящему бороться с пиратством другим государствам! Одновременно – они производили своего рода естественный отбор! Кто договорился, о чем нужно – тем дают работать, бандитствовать, пиратствовать, захватывать суда. Кто не договорился – тех преследуют и уничтожают. Деньги на существование все разрастающихся пиратских группировок – дает не ЦРУ, что чревато расследованием и скандалом – а страховые компании. Одновременно с этим – отставные американские и британские силовики получают работу по сопровождению судов в опасных местах, работенка – не бей лежачего и оплачивается хорошо. Торговцы оружием – снабжают пиратов все более современным оружием, у них появляется боевой опыт. И тот, кто стал пиратом, почувствовал вкус шальных денег – исламистом уже не станет никогда. Именно удачливый пират – а не шахид – стал образцом для подражания целого поколения молодых сомалийцев.

В свою очередь – сомалийцы при захвате судов старались обходиться без крови, никого не убивать. Охотно шли на контакт и получали деньги. И конечно – на земле противодействовали исламистским группировкам, претендующим на контроль над страной.

Ну, иногда бывали, конечно, эксцессы. На что в Лэнгли и в Песочном доме пожимали плечами и говорили – нельзя приготовить яичницу, не разбив при этом яиц.

Как все продумано… Как великолепно все продумано…

– И что я теперь должен делать с твоим е…ым крестовым походом, скажи мне?! – бушевал ЦРУшник – Шакур был единственным человеком, стоявшим между теперешней ситуацией и исламским объединением страны под знаменами аль-Шабаба! Теперь, когда его нет – остальные лягут под исламистов, примут от саудитов деньги и продадутся им с потрохами! Господи, какой же ты идиот! Дерьмо тупорылое!

– А ты как рыба, Том… – сказал майор – гниешь с головы…

– Да пошел ты! Козел!

Местность осветилась странным, приглушенно ярким – именно так, приглушенно ярким как свет включенной днем ртутной лампы – светом

– Какого…

Майор обернулся в сторону Могадишо, туда, откуда они приехали – и похолодел. Уже полыхнуло… там, где только что был город, теперь росло огненное облако. Облака в этом месте расступились, образуя огромный, правильный круг и в этом кругу – голубело идеальное, без единого облачка небо. А гора пламени, родившаяся у самой земли, все росла и росла, потом – в какой-то момент она перестала расти и начала темнеть, отделяясь от земли и превращаясь в черное облако. Была видна разбегающаяся во все стороны стена – ударная волна, спрессованный до твердости металла воздух, сметающий все на своем пути.

– Ударная волна! Ложись!

Майор прыгнул и накрыл собой сотрудника ЦРУ…

* * *

На их счастье – они успели отъехать от Могадишо достаточно далеко. Ударная волна не накрыла их, не уничтожила, не перевернула машину. Просто – в какой-то момент резко подул горячий ветер, и поднялась пыль. Пыль, закрывшая все небо…

– Твою мать… – сдавленно сказал Лучник, присевший за машиной. Он был из нового поколения солдат, их не учили, что делать при ядерном взрыве. Они просто не знали… даже не знали, а не хотели знать, в скольких минутах находится мир от атомного апокалипсиса…

– Слезь с меня!

Майор поднялся на ноги, стараясь не смотреть в сторону взрыва. Машинально прикрыл лицо шемахом – пыль была радиоактивной.

– Лучник, лезь в машину, закрой двери. Сейчас.

– Но сэр…

– Черт возьми, делай, что я говорю!

Лучник повиновался.

– Что за…

Майор ударил ЦРУшника ногой, хорошо ударил, вложив в этот удар всю накопившуюся в нем ярость. ЦРУшик не успел отреагировать, упал. Майор – прыгнул на него, выхватив пистолет. Направил его на ЦРУшника

– Ну, Том. Что я еще не знаю, сукин ты сын?

– Убери – ЦРУшник закашлялся – убери, придурок, мать твою. Ты что думаешь, это тоже я устроил?!

– Я ничего не думаю. Я просто хочу всадить тебе пулю в лоб и сделать ноги. Мне чертовски хочется именно этого…

ЦРУшник ухмыльнулся…

– Беги. Беги, Ральф, беги… интересно, далеко ли убежишь.

– Что за дерьмо происходит?!

– Ты… – ЦРУшник снова закашлялся – мы… находимся в нецивилизованной стране, Ральф. Все равно, что на другой планете, мать твою так! Вчера… вчера Пакистан напал на Афганистан. И Китай – заодно с Пакистаном.

– Что ты несешь?!

– Что есть! Сообщили еще вчера! Слезь с меня, придурок! И перестань мне тыкать стволом в рожу!

Майор не сделал ни того, ни другого.

– Врешь. Ты врешь, Том

– Да? Посмотри налево, окей? И слезь с меня, наконец…

ЦРУшник толкнул майора и тот, наконец, встал. Руки американцу не подал и тот встал сам. Отвернулся, чтобы не смотреть на юг.

– Это правда?

– Да, черт возьми! Если ты такой идиот – ничего не могу с этим поделать! Сообщение пришло вчера, информацию гоняют уже по всем каналам, просто тут мало кто смотрит телевизор. Пакистанцы как с цепи сорвались… сначала в России дерьмо такое, а теперь еще и это.

– А это – что такое? – майор показал рукой на юг – это что за хрень!?

– Черт, не знаю! Кто-то снялся с тормозов и начал швырять долбанными ньюками[23] во все стороны, не иначе. Я ничего про это не знаю. Вечером – пришел приказ на экстренную эвакуацию отсюда, нам приказали уносить ноги к долбаной матери. С130 приземлится на одной из площадок, которые мы подобрали в пустыне. Мы должны вывести и Шакура – если бы вы, чертовы придурки, не поломали нам всю игру…

– С130? – переспросил майор

– Он самый. Дошло? Раз уж произошло такое дерьмо, все, что мы можем сделать сейчас – это выбраться отсюда. И я тебе окажу большую, мать твою, услугу, не написав в рапорте ни слова о том, что ты, сукин сын, сотворил. Свалю все на исламистов.

Майор подошел к машине. Открыл дверь.

– А знаешь, что, Том? Да пошел ты…

Пересечь линию фронта оказалось не так то сложно. Ее вообще не было, этой проклятой линии фронта, ни на земле, ни в душах людей. Все хотели перемен – только каждый своих. Жизнь, замершая в этом стране в шестьдесят девятом, когда вовсю пели Биттлз, и человечество делало первые шаги в космос – пошла кувырком, тряской рысью, сбрасывая людей под копыта. И никому до этих людей, растоптанных самой историей, не было дела – ибо история жестока и никогда не было по-другому. Молох революции жаждал крови.