Она не способна на такое.

Он считал своим долгом вступиться за Одри, хотя бы радисвоего старинного друга Эдварда Рисколла.

— Чепуха! Она старая дева. Мечтала выйти за ХаркортаУэстербрука, но сестрица ее обставила. И бедняга осталась сиделкой при старикеРисколле. Ну а уж когда вырвалась на свободу, то пустилась во все тяжкие, благоздесь никто ее не знает.

Глазки миссис Браун сверкали — она была в восторге отсобственной проницательности. Филипп Браун безнадежно махнул рукой.

— Довольно выдумывать. Ты же ничего не знаешь. А может,они помолвлены, может, они старые друзья или даже просто знакомые. И почемутебе всегда и везде мерещится нечто непристойное?!

Он всегда удивлялся этой ее способности. Самоеогорчительное, что она редко ошибалась.

— Филипп, ты поразительно наивен. Убеждена, что ониживут в одном номере, это можно проверить по регистрации.

Эта парочка уверена, что здесь они в полной безопасности.

Конечно же, миссис Браун была права. Одри в отчаянииметалась по комнате, потом бросилась вниз, чтобы снять еще один номер на другомэтаже — для Чарльза. Он вернулся через полчаса.

— Этот малый внизу говорит, что ты менявыставила, — смеясь, сказал он. — Вижу, ты времени даром не теряешь.Стоило мне зайти в бар пропустить глоточек, как ты уже все провернула.

Одри села на постель. Вид у нее был удрученный.

— Чарльз, мне не до смеха. Ужасно, что мы их здесьвстретили. Хуже не придумаешь…

— Од, не огорчайся, по-моему, все не так страшно, хотя,признаться, я вел себя как тупица. У этой милой миссис Браун, похоже, длинныйязык.

— В том-то и дело. К тому же она еще и злющая. Теперь онас с тобой узнает весь Сан-Франциско.

Чарльз сел рядом с ней. Лицо у него помрачнело.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я перешел в другойномер?

Ради нее он готов был на все. Молодые люди часто забывали,что у каждого из них своя жизнь, от которой они не вправе отказываться. Нотеперь они слишком много значили друг для друга. И все же он ни за что не хотелбы навлечь на нее беду, тем более что не сможет быть рядом и защитить ее.

— Од, я правда ужасно огорчен. Мне и в голову не приходило,что мы можем здесь встретить твоих знакомых…

— Как выясняется, мир тесен… Послушай, я вовсе не хочу,чтобы ты переходил в другой номер. Просто надо сбить эту ведьму с толку. Немогу же я допустить, чтобы она нанесла деду такой удар. Но я вовсе не собираюсьменять нашу с тобой жизнь в угоду кому бы то ни было. Не так уж много они вседля меня значат.

— Да, но в один прекрасный день может оказаться, чтоочень даже значат. В тот день, когда ты вернешься домой.

Голос у него упал. Сама мысль о том, что ей придетсявернуться домой, была ему ненавистна. Ее дом здесь, рядом с ним.

— Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня!

— Но я ведь знала, на что иду, и все же связала своюсудьбу с твоей. Если бы я чего-то боялась, то сразу убежала бы домой. Я поступилатак, как считала нужным. Я тебя люблю, и мне дела нет, что кому-то это ненравится. Мы ведь позаботились о том, чтобы не нарушать приличий. Для этого я исняла еще один номер. А в остальном все, что мы делаем, касается только нас.

Чарльз улыбнулся и обнял ее. Он испытывал к ней любовь иблагодарность. Ему нравились ее твердость, ее благородство и искренность. Онавнушала ему уважение, какое он редко к кому испытывал. Почти всю ночь онипосвятили любви.

— Интересно, что сказала бы миссис Браун, если бы воттак застала нас вдвоем?

Они живо представили себе эту картину и от душирасхохотались.

— А мистер Браун, наверное, пришел бы в восторг.

Они уснули, как всегда, обняв друг друга. Одри всю ночьвидела во сне деда, но к утру мысль о нем перестала ее тревожить. Она все емуобъяснит, когда вернется домой. Скажет, что Чарльз — друг Джеймса и Ви и что унее с ним просто дружеские отношения. Он случайно оказался в Шанхае в то жевремя, что и они. Она пойдет на эту ложь ради деда. Ему вовсе не обязательно знать,что они с Чарльзом любят друг друга. Дед, чего доброго, испугается, чтопотеряет ее, а она давно уже для себя решила, что никогда не заставит егострадать.

Одри вновь целиком отдалась неповторимому очарованию Шанхая.И сам этот город, и его обитатели поражали ее воображение. Китайцы, японцы,французы, русские, англичане, привносящие в атмосферу города свой чистобританский дух…

— Европейцы, как правило, держатся тутособняком, — заметил Чарльз.

— По-моему, это глупо, правда? Коль скоро ониобосновались здесь…

Он кивнул, хотя понимал, что здешних порядков не изменишь.

— Видишь ли, в известном смысле они здесь колонисты.

Ведут себя так, будто они у себя дома. Никто из них неговорит по-китайски, я по крайней мере таких не встречал… Нет, пожалуй, одногомогу припомнить, да и то все считали, что он не от мира сего. Китайцы говорят сними по-английски или по-французски. Европейцы полагают, что это в порядкевещей, — И что за спесь такая? — возмутилась Одри. По ее мнению, былобы куда достойнее изучать китайский. — А ты, Чарльз? Ты ведь немногоговоришь и понимаешь по-китайски, да?

— Дело в том, что здесь в каждой провинции говорят насвоем диалекте, но я кое-как обхожусь, — улыбнулся он, швыряя свои брюкина кресло, — особенно когда немного выпью, — добавил он, в два прыжкапересек комнату и схватил Одри в объятия, — вот как сейчас, например.

Он пробормотал что-то по-китайски, сделал вид, что хочетукусить ее, и они с хохотом повалились на кровать.

— Понимаешь, здешняя атмосфера действует на меняразлагающе — я бы вообще не выпускал тебя из объятий. Просто невозможноудержаться! — шептал он, зарываясь носом в ее волосы.

Они оба так утомились за время своего долгого путешествия —все-таки пять тысяч миль! — что только теперь начали приходить в себя.Одри страстно потянулась к нему, и он обнял ее.

Его длинные чуткие пальцы нежно перебегали по ее бедрам, иона застонала в его объятиях. Когда он овладел ею, она едва слышно прошепталаего имя…

Проходили часы, а они все не могли оторваться друг от друга.Потом они лежали, усталые, и она снова, уже погружаясь в сон, повторяла просебя его имя. Она отдала ему свое сердце.

Теперь и навечно. И нет на земле уголка, куда бы она непоехала, только чтобы быть с ним вместе… Он теснее прижал ее к себе и закрылглаза, слушая немолчный гул Шанхая.

Они провели неделю в Шанхае, а затем отправились в Пекин. ИзШанхая плыли на пароходе до порта Циндао и провели романтическую ночь в каюте,предаваясь любви и долго еще потом шепчась под тихий рокот волн, ударяющих обортовую обшивку. Одри даже грустно было оставлять Шанхай, где ее окружалостолько чудес. Чарли тоже с успехом провел там запланированные интервью. Теперьему осталось только несколько дней работы в Пекине, и можно будет начинатьдолгое путешествие обратно — через Стамбул в Париж и оттуда в Лондон, а тамсадись за работу, и к концу года, как предусмотрено в контракте, все статьибудут готовы. Его уже тянуло домой, к письменному столу, однако на пути вЦиндао, лежа на пароходной койке, он думал не о предстоящей работе, а только оженщине, внушавшей ему такую страсть, какой он не испытывал до сих пор никогдав жизни. Он не мог на нее наглядеться, все в ней было ему по сердцу: и нежнаяшелковистая кожа, и медно-рыжие густые волосы, хотелось не отрывать взора от ееглаз и губ, от ее щедрых губ… весь ее облик возбуждал в нем восторг, и не было,кажется, ничего, чего бы он для нее не сделал.