«Кем Он не понят, тем понят, кем понят, тот не знает Его. Он не распознан распознавшими, распознан нераспознавшими. Так слышали мы от древних, которые разъяснили нам это» (Кена упанишада).

МЕДИТАЦИЯ ЛИДЫ: ОБЩИЕ ЗАМЕЧАНИЯ. Глобальная цель буддийской медитации — очищение разума, всей ментальности человека. Разум является источником как блаженства, так и страдания и поэтому служит предметом постоянных забот адепта. Будда завещал своим последователям три основных принципа: не делать зла, делать добро, очищать разум. Сама Нирвана определяется лишь как состояние разума, свободного от нечистоты и заблуждения: это не какая-то внешняя цель, небеса или «рай» христианства, но божественный дар сердца. Ни зло, ни добро не имеют самостоятельной ценности в буддизме, та или иная мера участия нашего «я» в той или иной ситуации жизни (то есть степень загрязнения нашего разума) делают вещество жизни добром или злом. Самый мир преображается согласно состоянию нашего разума: он добр и счастлив, когда добры и счастливы мы сами, и он зол и несчастлив, когда злы и несчастливы мы. Только чистый разум отражает истину: смятенный и хаотический ум не видит вокруг себя ничего, кроме хаоса и смятения. Все усилия индивидуума должны быть направлены поэтому на достижение чистоты разума. Преодолеть зло в себе означает преодолеть зло мира.

Благодаря неведению (авиджджа, санскр. авидья) мы перерождаемся и страдаем, и страдаем, потому что отождествляем себя с обусловленными вещами, природа которых — вечная текучесть, изменчивость, преходящесть и становление. Мы относимся к ним так, как если бы то, что случается с ними, случалось с нами. В этом основной конфликт существования: мы жаждем вечного, неизменного и постоянного, а нас окружает лишь преходящее, обусловленное и изменчивое. Самая наша мысль о непреходящем — преходяща, самое наше желание вечного — невечно, ибо исходит из вечно становящегося разума.

Человек, ослепленный авидьей, сжигает себя огнем желания и поэтому не видит сущности феноменальных вещей, природа которых — вечное становление. В своем невежестве человек принимает вечное за невечное, чистое за нечистое, доброе за злое, и наоборот, и поэтому страдает. Других причин нет. Страдание будет сопровождать его до тех пор, пока он не изменит точки зрения, не переменит своих целей и не достигнет мудрости. Страдание и зло, таким образом, выступают как неизбежные атрибуты неведения (авидьи), постоянные спутники незнания, и даны нам как индивидуальный и коллективный опыт. Поскольку универсальность страдания не самоочевидна, является нам под покровом Майи (иллюзии) и люди склонны забывать его уроки, неустанные попытки разума осознать этот факт становятся необходимыми. Острое осознание этого достигается медитацией. Без каких-то проблесков мудрости, однако — и без необходимого опыта страдания, — самая мысль о медитации будет невозможной. С другой стороны, уже пробуждающаяся мудрость не получит развития, если не будет поддержана созерцанием. Будда говорит поэтому (Дхаммапада, пада 227): «Без дхьяны (медитации, созерцания) нет праджни (мудрости), без праджни нет дхьяны; но тот, у кого и дхьяна, и праджня, — близок к Нирване».

Шила. Самадхи (концентрация) как средство ментального очищения предполагает достижение моральной чистоты (шилы). Укрепление морали индивидуума в буддийской системе ментального воспитания является необходимым условием для духовного прогресса. Добродетели, моральному поведению, нравственности придается первостепенное значение, так как, будучи противоядием аморальности, они освобождают ученика от раскаяния и мук нечистой совести, которые были бы непреодолимой помехой для достижения концентрации. Совершенная нравственность избавляет ученика также от сомнений и колебаний, и его разум легко сосредоточивается. Нечистый же разум беспокоен, ибо нечистая совесть постоянно возвращается в прошлое, стремясь утвердить в нем моральный порядок. Однако всякая нечистота будет вскоре преодолена в сознании йогина, если не будет новых поводов для раскаяния. Незапятнанная шила (мораль) является поэтому основой самадхи (концентрации). Чистота тела, речи и разума — вот что такое истинная шила. Ни одной из ее составляющих пренебречь нельзя.

Для того чтобы поддерживать в себе постоянное нравственное состояние, необходима, прежде всего, сдержанность чувств (индрия-самвара), или охрана «врат чувств». Постоянное самонаблюдение и самоотчет во всех входящих в разум впечатлениях — первая добродетель истинного буддиста. Мы должны научиться замечать (фиксировать) и исследовать всякое чувствование, которое, как враг, проникает в цитадель нашего разума, с тем, чтобы обезвредить или даже вовсе не допустить его. Полная же сдержанность чувств возможна только тогда, когда ученик отвлекает свои чувства от предметов чувств (чувственных объектов), «как черепаха (втягивает) свои члены под панцирь» (Бхагавадгита), удаляет их «как коров с пастбища». Следует заметить, однако, что для продвинутого ученика обуздание чувств не означает невосприятия, некоего насильственного подавления органа ощущения. Это означает лишь восприятие объекта в его истинном свете, подлинной безличной, а не мнимой личностной природе, то есть безотносительно к нашему «я», что не дает возникнуть желанию, а желанию уже возникшему превратиться в жажду. Для успешной практики индрия-самвары необходимы четыре правильных усилия (см. VI ступень Благородного Восьмеричного Пути). Необходимы также правильные (то есть праведные) средства к жизни, получение средств к существованию из чистых источников, не связанных с насилием, кровью, ложью, обманом, всеми видами аморальности и нечистоты. Чистота средств к жизни всегда существенна для успеха в медитации (см. V ступень Благородного Восьмеричного Пути).

Одежда. Одежда используется учеником только для того, чтобы прикрыть наготу тела и защитить его от жара, холода и насекомых. Цель одежды — не украшение тела, не привлечение полового партнера (эти стремления находят массу уловок и оправданий), но именно защита от крайностей климата и других внешних воздействий. Иные одежды ведут лишь к тщеславию и беспокойству тела и ума. Одна из ранних буддийских аскетических практик предписывает монаху одеваться в платье из лоскутьев, найденных на свалках и в местах погребения. Желтый (или шафрановый) цвет одежд буддийской Сангхи (общины) символизирует именно ветхость и бедность одеяния, смирение и непритязательность вкусов вставшего на Путь Освобождения. Удобство, чистота и простота — вот единственные требования к одежде.

Пища. Пища ученика Будды должна быть надлежащей и умеренной. Она принимается лишь один или два раза в день (не позже чем солнце выйдет из зенита) и в количестве, достаточном для поддержания здоровья (шесть-восемь наполнений рта — таков ежедневный объем пищи буддийского монаха). Пища не принимается ради развлечения — иные едят лишь для того, чтобы рассеять скуку, — ни ради наслаждения, ни ради чрезмерного насыщения, ни ради силы и красоты тела; она принимается лишь ради здоровья, служения долгу и сохранения жизни в чистоте. Бхагавадгита (гл. XVII) рассматривает три рода пищи: саттвическую (чистую, божественную, светлую), раджасическую (страстную), тамасическую (темную) и соответствующие им три типа темпераментов. «Пища, повышающая долголетие, крепость, силу, здоровье, бодрость, хорошее самочувствие, сочная, мягкая, маслянистая, укрепляющая, вкусная — дорогá саттвичным (светлым) людям. Острая, кислая, соленая, слишком горячая, возбуждающая, сухая, обжигающая, жгучая, пряная пища — приятна раджасическим (страстным) людям; причиняет страдание, старение, тяжесть, болезнь. Испорченная, безвкусная, нечистая, несвежая, переночевавшая, оставшаяся от трапезы пища, негодная для жертвы, — дорога тамасическим (темным) людям». Надлежащей пищей для йогина, таким образом, будет саттвическая пища, умиротворяющая чувства и разум. В этой связи следует подчеркнуть, что важнейшее качество пищи «саттвик» — ее нейтральность для вкуса. Саттвическая пища не привязывает, и принятие такой пищи уже само по себе является йогой.