— Сергеевский отряд, котовцы, ленинцы, щорсовцы… Вот как удивительно ярко и детально описывает этот тяжелый и опасный переход командир бригады: «В сумерках дождливого вечера среди руин когда-то живших обычной жизнью сел мы двигаемся на запад. Ни одной постройки! Солома, обуглившиеся бревна, битый кирпич и ни одного живого человека. Пустыня!.. Она зовет к мести. Слышу разговоры:

— Вот сволочи, что наделали...

Колонна бригады растянулась чуть ли не на два километра, извиваясь змейкой на поворотах дороги. Мы продолжаем двигаться, пересекая большак Освея — Кохановичи. Еще два привала — и бригада подошла к лесу вблизи речки Сарьянки. На отдых отряды расположились в лесу и хорошо замаскировались от нападения с воздуха и со стороны.

Закончив дневку, взвалив вещевые мешки на плечи и оставив всего по паре повозок на отряд, отправили пустой обоз обратно. Под вечер 25 июня бригада двинулась дальше. Шаг был уменьшен: дождь наделал много грязи по низким лесным дорогам, и груз в среднем по 30 кг на человека давал о себе знать. Двигались скрытно, тихо, удачно маскировались. Противник ничего не подозревал.

В разведке шли опытные проводники из местных партизан. Вели они изумительно хорошо, приспосабливаясь к местности. Вокруг сосредоточивались отряды И. К. Захарова для обеспечения нашего броска. Они должны были блокировать станцию Бигосово и бить по имению Бигосово, где находились немецкие части и подвижные дежурные группы 204-й охранной дивизии…

Колонна вошла в Сарью. Тоскливо зияли черные дыры выбитых окон. Оборванные провода хвостами болтались на столбах, распевая свою унылую песню о войне — словно смерть скрипела опаленными ребрами. Кругом валялись обрывки колючей проволоки, какие-то жестянки и битое стекло на улице, которая, скучая по бросившему ее транспорту, буйно заросла бархатистой травою. Колонна остановилась на горе.

— Что за задержка? — спросил я. Ответа нет. Спускаюсь под гору. Глубокая канава огромной ширины преградила дорогу. Мост разрушен. Пока искали брод, чтобы переправить подводы, и укладывали узкие сходы для пеших, начался рассвет. Надо было торопиться, чтобы скрыться в лес, где намечалась дневка. Партизаны все прекрасно понимали, и переправа заняла не больше часа.

У крайнего каменного дома и церкви послышались тревожные голоса и какой-то зов.

Докладывают:

— Обнаружены два человека, которые спрятались тут.

Вскоре свернули к шоссе на избитую, но ненаслеженную дорогу. Когда хвост колонны зашел в лес, я вызвал командиров на середину и поехал вперед. Голова находилась на опушке, а за ней потянулось поле, за ним, километрах в трех гарнизон противника, железная дорога. Бригада еле разместилась на дорожке небольшого по площади, но густого, с огромными деревьями, бора.

— Противник не замечает нашего движения. Дневать будем здесь. Срок выхода 20 часов.

Отряды расположились по правую сторону дороги, в порядке движения.

— Во всех направлениях выставить посты, числом до отделения. В случае нападения противника бригада занимает круговую оборону: каждый отряд в сторону своих постов. В отрядах — бодрствующие дневальные. За всеми, появляющимися в поле зрения, наблюдать, а при приближении бесшумно задерживать, огня без особого разрешения не открывать. Запретить выход людей на опушку леса. Лес должен быть мертвым. Людям дать хорошо отдохнуть. Все подводы отправить обратно. Мой КП здесь под сосной! — отдал я короткий приказ».

Подобная предосторожность комбрига диктовалась сложной обстановкой. Впереди на флангах фашисты располагали крупными силами, которые обладали повышенной маневренностью и были специально натасканы на борьбу с партизанами. Однако это не являлось самым главным. Суть состояла в том, чтобы как можно дольше не дать врагу обнаружить себя, не раскрыть замысел передислокации бригады. Условие довольно сложное и трудное, если учесть, что за сотни километров перемещалось почти тысячное вооруженное формирование и делало оно это впервые. Большинству партизан и командирам не приходилось раньше находиться в подобной ситуации. Особенно непривычно чувствовали себя командиры, действовавшие в прежних боях малыми группами, не больше взвода. Они то и дело допускали одну оплошность за другой. Им все хотелось вырваться вперед, ускорить события, выйти из строго очерченного распорядка.

III

Машеров этим комплексом не страдал, ибо он участвовал много раз в боях, которые проводилсь несколькими отрядами и даже бригадой. Сам много раз руководил крупными боевыми операциями с применением артиллерии, и поэтому он твердо усвоил, что в таких случаях нельзя нарушать заранее выработанный план, заниматься самодеятельностью.

— Товарищи! — предупреждал он ретивых командиров.— Даже сотня убитых фашистов не оправдает провала нашего броска через Двину. Учтите, от нас требуется максимальная маскировка и терпение. Ни зажженной папиросы, ни одного лишнего звука! Говорить лишь шепотом, а лучше вообще молчать.

Успокаивая и подбадривая других, Петр Миронович в десятый раз спрашивал себя: «Все ли готово и достаточно ли продумано? Каждый ли отряд, взвод, отделение, командир и боец хорошо знают свои обязанности? Каждый ли уяснил себе, что делать при внезапном нападении спереди, с тыла или флангов? Кто заменит при гибели того или другого командира? Не забыли ли свои обязанности те, кто должен из сухих бревен разобранных построек сооружать плоты? Сумеют ли правильно натянуть канаты через Западную Двину? Как поведут себя партизаны во время переправы под огнем врага? Сумеют ли в один прыжок перейти железную дорогу? Не забыть бы, что впереди может быть минное поле. Предупредить всех командиров о возможной воздушной атаке?» Особенно волновала комиссара ситуация, при которой через реку не удастся переправиться всему отряду. Тогда положение может усугубляться до критического. «Но этого не должно все-таки случиться,— успокаивал он себя.— Кажется, все учтено и взвешено до последних мелочей».

В это время над лесом пролетел фашистский самолет «рама». По отрядам партизан прошел недовольный ропот и разные предположения:

— Вот зараза летает! Наверно, получила особое задание?

— Может, они нас ищут?

— А черт его знает, кажется, фрицы почуяли что-то? Ведь обозы наши возвращались днем.

— Кочерга проклятая!

— Ни черта она не разыщет. Ничего особенного. Немцы проводят регулярный облет.

«Рама» продолжала кружить над горизонтом, помахивая крыльями. Машеров знал, что после мартовской карательной экспедиции гитлеровский разведывательный самолет ежедневно по нескольку раз летал над партизанской зоной, и в данном районе, в частности, немцы боялись внезапного нападения партизан и поэтому внимательно следили с воздуха. Очень часто самолеты бомбили села или на бреющем полете расстреливали мирных жителей, стараясь нагнать больше паники.

Машеров увидел группу веселых партизан, где один из них рассказывал какую-то забавную историю.

— О чем разговор, друзья? — поинтересовался он.— Может быть, о предстоящей операции?

— Она никуда не уйдет, товарищ комиссар,— расплылся в улыбке старший по возрасту,