Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Где Наташка? Что с ней?
– В операционной.
Теперь Настя рыдала, ее тело содрогалось.
– Тс-с-с! Все будет хорошо. Здесь высококлассные врачи. Это же ЦКБ!
– Никогда себе этого не прощу, – сквозь всхлипывания шептала она.
– Что случилось?
– Я беспокоилась. Ты не брал трубку…
– Я потерял телефон.
– Телефоны на заводе тоже не отвечали. Я думала, с тобой что-то случилось. Собралась к тебе, и Наташка заревела, что не останется. Пришлось ее взять. Зачем я ее взяла!
Он сильнее прижал к себе жену, пытаясь успокоить. Через минуту она продолжила:
– На МКАДе щенок бросился под колеса. А за ним большая собака. Я вильнула от неожиданности, и справа грузовик прямо в Наташкину дверь!
Настя снова зарыдала.
– Машину подмял под себя. Она кричит. А я выбраться не могу. Ничего не могу сделать!
Черняку тоже было тяжело, но он не мог позволить себе раскиснуть.
– Ничего, такое бывает. Здесь лучшие врачи, – убеждал он скорее себя, чем жену, – здесь отличные врачи.
Что-то еще хотел спросить. Но мысль выскочила из головы. После некоторых усилий вспомнил:
– Елизавета Ивановна осталась присмотреть.
После небольшой паузы Настя продолжила:
– Потом люди помогли. Перевернули машину, выломали дверь. Пробка собралась. В «скорую» на другую сторону МКАДа перетаскивали. У нее бок разодран. Вся в крови.
Они стояли в приемной реанимационного отделения. Черняк усадил жену на один из кожаных диванов, предназначенных для посетителей.
– Я попробую узнать, как там дела.
Медсестра, наблюдавшая сцену, покачала головой:
– Нужно подождать, пока закончат.
Он вернулся к жене. Дверь операционной, с которой супруги Черняк не сводили глаз, открылась через час. Седоватый хирург стянул указательным пальцем повязку под подбородок и поверх очков внимательно посмотрел на затаивших дыхание родителей.
– Жить будет, – серьезно сказал он.
Черняк выдохнул. Настя молчала, не в силах вымолвить ни слова.
– Но проблема пока есть.
– Что с ней, доктор?
– Нет, – они неуверенно переглянулись.
– Видимо, от перенесенного травматического шока у девочки острая почечная недостаточность.
– Боже! – охнула Настя. – Насколько это серьезно?
– Достаточно серьезно. Функция обеих почек нарушена. Мы проводим экстракорпоральное очищение крови.
– А это… очищение…
– Гемодиализ .
– Да, он поможет? – Черняк понимал, что задает глупые вопросы, но организовать мысли в порядок был не в состоянии.
– Должен, – врач в противовес втайне паникующему отцу был рассудителен и спокоен. – Надеюсь, что в ближайшее время почки заработают и диурез восстановится.
– У вас все есть?.. Может быть, нужна кровь, или оборудование, или…
– Все необходимое есть. Гемодиафильтрацию мы будем проводить на аппарате «искусственная почка». В России мы первые начали его использовать. Нам нужно только время. Отдохните. Теперь уже ничего страшного не случится.
– Сколько времени уйдет на восстановление?
– От двух недель до месяца. Полное выздоровление – до года. Но она уже будет дома.
Когда дверь за доктором закрылась, Настя снова разрыдалась. Черняк, вынужденный казаться твердым, успокаивал. Девочку перевезли из операционной в отдельную палату. За ней присматривала медсестра. Им разрешили войти, но дочь, лежа с открытыми глазами, не реагировала на их появление.
Весь день они провели в больнице. Черняк лишь сходил к киоску за водой для жены. Все это время суматошно звонил новый телефон, привезенный Валерой. На заводе царила паника. Для разговоров он уходил к лифту.
Черняк успокаивал клиентов, обещая им компенсацию за ожидание заказанного товара. Решал проблемы с поставщиками сырья. Отвечал на звонки каким-то образом узнавших его номер газетчиков. Обсуждал взаимоотношения со страховой компанией по поводу дорожно-транспортного происшествия и лечения дочери, пострадавшей в аварии.
Когда его голова уже взрывалась от обрушившихся на нее нерешенных проблем, телефон в очередной раз заверещал, высвечивая номер Твердохлебова.
– Какой уродский рингтон! – ругнулся Черняк. – Где взять минуту, чтобы поменять его? Алло!
– Владимир Алексеевич! – извиняющимся тоном затараторил Твердохлебов. – Я не хотел вас беспокоить. Не до меня сейчас, но тут пожарники наехали.
– А что им надо?
– Внеплановая проверка!
– Так уже.
– Нашли что-то?
– Да, чушь какая-то. Лестница в будку администратора на два сантиметра у́же предписанной. Так это же не эвакуационная лестница! Там никто кроме меня не ходит. Они вообще предъявляют требования к нам, как к производству нефтепродуктов. А с какой стати? Загроможден эвакуационный проход! Рабочий ведро оставил рядом с дверью. Но, похоже, настроение у них из каждой мухи раздуть по слону. Три цеха грозят закрыть.
– Но это же не основания!
– В протоколе написали «в связи с чрезвычайным происшествием и выявлением нарушений противопожарной безопасности». Пока докажем, что мы не верблюды, завод будет нести убытки.
– Да как так-то? Чего просят?
– В том-то и дело, что ничего не просят. Впервые такое. Видимо, наш пожар большого шума наделал. Какой-нибудь чиновник дыму нанюхался и устраивает расправу.
– Ладно, не переживайте, разберемся. Ничего не просят, значит, хотят больше, чем обычно. Сегодня уже поздно, – Черняк посмотрел на часы, – завтра к ним…
Он не договорил. Седоватый хирург и еще несколько медработников быстро пробежали мимо. Обеспокоенный отец рванул следом, видя, как они входят в палату его дочери, где кроме медсестры оставалась жена. Настя почти сразу вышла. Она выглядела как школьница, увидевшая привидение или оживший труп.
– Что там? – закричал Черняк.
– Я не знаю! Кровь на простыне! Меня вывели.
В ожидании вестей Черняк, нервно тыча указательным пальцем правой руки в клавиши, пытался изменить рингтон. Одновременно ему пришлось ответить еще на несколько входящих вызовов.
Валера по просьбе начальника привез некоторые вещи, еду из ресторана и повестку в прокуратуру, найденную под почтовым ящиком черняковского дома. Ни Черняк, ни его жена к еде не притронулись.
– Надо узнать, что там, – пробормотал предприниматель, набирая номер телефона прокуратуры, выуженный в Интернете.
Через несколько сбросов, отказов и переподключений его соединили с нужным человеком.