Карочей не был уверен – в этом, но не стал разубеждать умирающего друга. Незачем рушить последнюю надежду каган-бека, навечно покидающего этот мир. Возможно, если бы на месте Авраама был другой человек, более решительный и уверенный в себе, то ему бы удалось удержать враждующие стороны от рокового столкновения, но, увы, средний сын Ицхака не годился на роль правителя. Уж слишком добрым человеком он был, а доброта в нашем мире хуже слабости.

Карочей тепло попрощался с Ицхаком, отлично понимая, что эта их встреча, может быть, станет последней. Ноги пока еще держали старого скифа, и ему не понадобилась помощь сына, чтобы привычно утвердиться в седле. Для человека, которому до восьмидесятилетнего рубежа оставалось всего ничего, бек Карочей выглядел вполне пристойно. И хотя морщины уже избороздили его лицо, руки уверенно держали поводья гнедого коня.

– Ханна знает о смерти мужа? – спросил Карочей, оборачиваясь к сыну.

– Я рассказал об этом и ей, и Бориславу, – ответил со вздохом ган Кончак.

Бориславу, сыну Богумила и внуку бека Карочея исполнилось двенадцать лет. Что ж, в его годы пора становиться мужчиной. Отец оставил ему немалое наследство, да и дед не забудет в своем завещании. Бек Карочей женился поздно и успел завести только двух детей, сына и дочь, и теперь он всеми силами пытался охранить их от грядущих бед.

– Тебе пора жениться, Кончак.

– С чего бы это вдруг? – удивился ган, придерживая вырвавшего вперед коня, чтобы лучше слышать отца.

– Я присмотрел тебе невесту.

Кончаку уже исполнилось тридцать лет, но он до сих пор не задумывался ни о женитьбе, ни о потомстве. Ему вполне хватало наложниц, не обделявших любовью своего хозяина, щедрого на ласки, наряды и украшения.

– И кто же она, твоя избранница?

– Избранница она не моя, а твоя, – усмехнулся в седые усы бек Карочей. – Это дочь Биллуга, князя Матархи.

– А я полагал, что ты выберешь мне в жены иудейку, – нахмурился Кончак.

Беседу отец и сын вели на дороге, ведущей из загородного дворца каган-бека в Итиль, так что говорить можно было без опаски. Уши и на этой дороге, конечно, были, но принадлежали они мечникам бека Карочея, набранным из скифских и асских родов. В преданности этих людей можно было не сомневаться.

– Я предпочел христианку, – спокойно отозвался Карочей. – Мать княжны Елены происходит из рода константинопольских патрикиев. Это она склонила князя Биллуга к христианской вере. Твоя женитьба будет хорошим поводом покинуть Итиль. Ты знаешь, где и у кого хранятся мои деньги. Думаю, их хватит, чтобы с удобствами обосноваться в Матархе.

– Я тебя не понимаю, отец, – удивленно воскликнул Кончак. – Почему вдруг я должен уехать из Итиля?

– Я не хочу, чтобы ты и моя дочь попали между жерновов кровавой мельницы, которую запустят рахдониты, как только Ицхак навечно закроет глаза.

– Ты думаешь, они убьют кагана Хануку?

– Я этого не исключаю, – пожал плечами Карочей. – Как не исключаю и того, что беки Хануки устранят Вениамина. Разница для нас с тобой небольшая. В любом случае ни тот ни другой не числятся среди моих друзей.

– Тогда почему бы тебе не уехать вместе со мной в Матарху?

– Потому что у меня есть обязательства. Кроме того, есть надежда, что враждующие стороны придут к соглашению и каган-беком будет избран не Вениамин, а его дядя Авраам. Во всяком случае, я сделаю все от меня зависящее, чтобы все свершилось именно так. Тогда ты сможешь вернуться.

– Но ведь тебя могут убить, – запротестовал Кончак.

– Я уже слишком стар, ган, чтобы бояться смерти. К тому же я не могу бросить каганат на растерзание безумцам, не сделав попытки их обуздать.

– Разреши мне остаться с тобой, отец!

– Нет, ган Кончак, все уже решено. Ты уедешь в Матарху. Я не хочу, чтобы вы с Ханной связывали мне руки.

Смерть каган-бека Ицхака всколыхнула Итиль. нельзя сказать, что он был очень любим обывателями столицы каганата, но при его правлении в городе царили мир и покой. Он умел держать в кулаке спесивых беков и ганов, твердой рукой расправляясь с непокорными. К сожалению, все рано или поздно заканчивается в этом мире, в том числе и человеческая жизнь. На похороны каган-бека съехалась вся хазарская знать, и хоронили его с такой пышностью, словно пытались поразить не только земных обитателей, но и небесных. Но по-настоящему плакали над прахом Ицхака Жучина только два человека: его средний сын бек Авраам и старый скиф бек Карочей. Все остальные ганы и беки пребывали в предвкушении перемен.

Каган Ханука, которому недавно исполнилось шестьдесят пять, будто помолодел лет на десять. Он решил наконец вкусить сладкий плод власти, который ускользал от него на протяжении долгого времени. Нельзя сказать, что Ханука поглупел с годами, просто он и в молодости не блистал умом. Как все-таки странно небеса распоряжаются человеческими судьбами. Каган Обадия, старший брат Хануки, ушел из жизни в расцвете лет, а этот неумный, нескладный и ни к чему не годный человек продолжал как ни в чем не бывало свой земной путь. Даже вино, к которому он пристрастился смолоду, не смогло подорвать его здоровья.

Ханука наплодил кучу детей как от законной жены, так и от наложниц, но, к сожалению для Хазарин, ни один из его отпрысков не стоил того, чтобы лить за него кровь. Хотя у Хануки не было недостатка в сторонниках. Вокруг кагана сплотилась племенная знать, давно утратившая связи с сородичами, зато не потерявшая спеси.

Среди ближников кагана выделялись беки Таксак и Едигей. Первый был скифом, второй – тюрком. Оба явно метили в каган-беки, на место почившего Жучина, ставя кагана Хануку в сложное положение. Отдав предпочтение одному, он наносил смертельную обиду другому, а это было чревато расколом в рядах его сторонников.

Быть может, именно в силу этой причины каган Ханука встретил Карочея куда теплее, чем тот ожидал. И хотя разговора с глазу на глаз не получилось, скиф и в присутствии ближников кагана высказал все, что хотел.

– Каган, ты, вероятно, запамятовал о последнем законе своего старшего брата, – мягко начал Карочей.

– И что с того? – брезгливо оттопырил губу Ханука, которому напоминание о кагане Обадии показалось неуместным.

– По этому закону ты получил власть, каган. И по этому же закону власть каган-бека тоже стала наследуемой.

– Все это в прошлом, – выкрикнул бек Едигей. – Что помешает нам собрать большой круг и вручить благородному Хануке булаву кагана?

– Допустим, уважаемый Едигей, – кивнул скиф. – Но для того чтобы получить булаву волею ганов и беков, благородному Хануке придется собрать большой круг. И кто поручится, что его решение будет именно таким? Ведь род Ашинов не иссяк мужами, и кроме благородного Хануки, его сыновей и внуков, на булаву кагана могут претендовать еще более десятка прямых потомков кагана Битюса. А если припомнить потомков Булана, основателя каганата, то число претендентов возрастет до сотни.