— А почему этого не сделал ты?! А еще… какого черта здесь… растет это дерево?! — крикнула я, ударяя ногой по стволу ели.

С одной из ее ветвей соскользнула целая горка влажного снега — с той ветви, которая находилась как раз над Карлом, — и осыпала твоего брата.

Поначалу он вообще никак на это не отреагировал. Думаю, он настолько растерялся, что не мог произнести и слова. Кроме того, снег, по-видимому, попал за воротник его пальто и стал сползать вниз по спине, оставляя за собой холодный и мокрый след. Затем — через несколько секунд — Карл начал отряхиваться — так, как отряхивается от снега медведь. Я же, как ни в чем не бывало, обошла автомобиль и села на пассажирское место, никак не комментируя случившееся. Карл с надменным видом открыл дверцу автомобиля, сел за руль и, слегка подрагивая от холода, завел мотор. Его брови были нахмуренными, а взгляд — сердитым. Даже очень сердитым.

Мы проехали мимо церкви, трех ферм и моста, не глядя друг на друга и ни слова не говоря. Выражения наших лиц не менялись. Я, безусловно, зашла уж слишком далеко в своем «инфантильном простодушии» и «женском невежестве». Более того, эти качества, похоже, твоему брату не нравились. Если такое мое нелепое поведение должно было уменьшить суровость и недоверчивость твоего брата, — что было для него защитной оболочкой, — то… то эта моя попытка обернулась против меня. Я решила предпринять новую — и уже более продуманную — попытку — не ради того, чтобы подружиться с Карлом (на это я отнюдь не претендовала), а потому что мне предстояло провести с ним вдвоем еще долгий-предолгий день.

— Ну, хорошо. Мне жаль, что так вышло. Я вела себя ужасно, я это признаю. У меня все получалось очень плохо. Я никогда больше к автомобилю даже и не подойду. Честное слово!

Карл долго ничего не отвечал. Пожалуй, слишком долго… Я, не решаясь повернуться к нему, украдкой взглянула на него краем глаза и увидела, что он изогнул губы в снисходительной улыбке.

— По правде говоря, у тебя все получалось не так уж и плохо… ну, для первого раза. Извини меня за то, что я повысил на тебя голос.

— А ты извини меня за то, что я надавила на педаль подачи топлива вместо педали тормоза, разбила фару, обсыпала тебя снегом и, кроме того, объявила виноватым во всем этом.

Твой брат — с театральным видом — присвистнул от восхищения.

— Ты и в самом деле одна все это натворила? Да ты жутко опасная особа! — сказал он.

В тот момент я поняла, что Карл — человек не злопамятный и что где-то глубоко-глубоко внутри него скрывается кое-какое чувство юмора.

Мы подъехали к городу. Трудно было себе даже вообразить более удручающий контраст. Мы переместились от зеленого к серому, от тишины к шуму, от свежего воздуха к дыму. Мы тащились по промышленным зонам, пригородам с абсолютно разнотипными домишками, районам, в которых живет беднота, пустырям, превращенным в свалки… Пойми меня правильно: да, я выросла в городе, однако города, когда мы в них въезжаем, отнюдь не торопятся показать нам себя с самой привлекательной стороны — они ревностно берегут свои сокровища, заворачивая их в неприглядную на вид обертку.

Наш автомобиль то и дело объезжал отбросы, грязь, кучи золы и навоза. На углах улиц виднелись большие груды мусора, по тротуарам текла загрязненная человеческими испражнениями вода, на улицах играли одетые в лохмотья и завшивевшие дети. Под колеса автомобиля едва не угодил погнавшийся за крысой лишайный кот, и мы, резко повернув, чтобы его не задавить, тут же услышали в свой адрес ругань угольщика, недовольного тем, что мы проехали уж слишком близко от его тележки… И это тоже была Вена.

— Рингштрассе, — сообщил мне твой брат. — Воздух здесь уже почище.

Говорят, что великие идеологи современного урбанизма — при поддержке поборников либерализма — снесли такой атавистический и антилиберальный пережиток, каковым являлись крепостные стены Вены, и построили на их месте проспект Рингштрассе. Однако крепостные стены — это не просто нагромождение камней, крепостные стены — это символ деления людей на тех, кто находится внутри этих стен, и тех, кто находится за их пределами. Теперь таким символом стал проспект Рингштрассе: безопасность, чистота, уличное освещение, зоны зеленых насаждений и красивые здания предназначались для тех, кто жил на этом проспекте и ближе к центру города, но отнюдь не для жителей городских окраин.

Карл не солгал: воздух здесь и вправду был уже чище. Вот только витающий в нем запах богатства показался мне не только более вредоносным, чем запах бедности, но и намного менее приятным.

Не имея ни малейшего представления, по какому маршруту едет твой брат — с равнодушием человека, делавшего это не раз и не два, — я ограничилась тем, что просто молча глазела по сторонам, не задавая вопросов ни о цели, ни о конечном пункте нашего путешествия. Он остановил автомобиль перед большим красивым домом, расположенным рядом с Венским оперным театром. Ренессансный архитектурный стиль этого дома слегка отличался от стиля соседних зданий — построенных в стиле барокко — как своими пропорциями, так и архитектурным орнаментом. Мы выбрались из автомобиля и направились к украшенному колоннами входу, возле которого стоял одетый в ливрею швейцар. На черной вывеске над входом золотыми буквами было написано: «ОТЕЛЬ САХЕР».

Отель?

Войдя внутрь, мы зашагали по толстой ковровой дорожке, которая привела нас к стойке дежурного администратора. Вестибюль был украшен с подобающей для такого отеля роскошью. Карл и дежурный администратор обменялись весьма любезными приветствиями. Администратор — низкорослый парень — взглянул на меня, можно сказать, краем глаза и вежливо мне улыбнулся. Затем он тут же уверенным жестом взял из шкафчика ключи от номера 530. Меня вдруг охватил какой-то странный страх: мне показалось, что я нахожусь не в том месте не в то время и вот-вот совершу что-то немыслимое. Карл повернулся ко мне и сказал:

— Мне, перед тем как я поеду в императорский дворец, нужно переодеться.

Я еле удержалась, чтобы не вздохнуть с облегчением: гостиничный номер предназначался только для него, для Карла. Если бы этот номер предназначался для нас обоих, я бы оказалась в довольно неловкой ситуации.

— В императорский дворец? А, ну да, конечно.

— Не думай, что я притащил тебя в Вену, чтобы оставить в отеле. Мы пробудем здесь лишь несколько минут. Затем мы пообедаем вместе и я покажу тебе город.

Карл обрисовал мне завораживающую перспективу, я кое-что поняла из его немногословного пояснения — и вообще из его манеры поведения: твой брат обычно не давал пространных объяснений и не вступал в откровенные — или хотя бы сколько-нибудь увлекательные — разговоры. Он был человеком, который не только не отличался умением красиво и обстоятельно разглагольствовать, но, наоборот, говорил весьма и весьма лаконично. Правда, понятно и всегда по существу.

Карл, снова обратившись к низкорослому дежурному администратору, сказал ему несколько фраз на немецком языке, и тот, поспешно закивав, повернулся в мою сторону и любезно мне улыбнулся.