Его голос показался мне таким же приятным и бархатистым, как у хороших ораторов, — возможно, благодаря тому, что он говорил тихо, а еще благодаря особой акустике этого танцевального зала со сводчатым потолком.

— Здравствуй…

Я подумала, что вот сейчас он разгонит ощущавшийся между нами холодок заранее продуманной фразой. Он, однако, в течение нескольких секунд всего лишь смотрел на меня молча — молча и с каким-то странным спокойствием. Это меня слегка смутило.

— Давай начнем убирать барьеры, — наконец вышел он из задумчивости.

Нас с ним в данный момент разделял длиннющий стол самообслуживания, на котором уже почти не осталось еды, но зато стояло много пустых тарелок. Карл с решительным видом полез под этот стол и затем выбрался из-под него с моей стороны. Поднимаясь на свои длинные ноги, он резко увеличивался в росте, словно стебель сказочной фасоли. Впервые с того момента, как я с ним познакомилась, он перестал быть для меня лишь именем, произносимым твоей матушкой, голосом, сопровождавшим мой приезд в Брунштрих, одинокой тенью, скользящей по дому. Он впервые стал для меня не чем-то, а кем-то.

— Еще раз здравствуй, — сказал он. И мы вернулись к начальной точке.

— Не возражаешь, если я закурю? — вежливо спросил он, доставая портсигар из внутреннего кармана своего австрийского пиджака из серой замши.

— Конечно, нет.

Он прикурил сигарету от пламени одной из свечей — сигарета при этом, зажатая между губ, забавно подрагивала. К потолку устремилась тонюсенькая серая струйка. Карл глубоко затянулся и с шумом выпустил изо рта облачко дыма: серая струйка трансформировалась в своего рода полупрозрачную вуаль, за которой его глаза показались мне серыми… А может, они вообще были серыми? Я никогда раньше не обращала на это внимания. Карл присел на краешек стола и расправил плечи. Он казался мне безмятежным, думающим о чем-то своем. Похоже, он наслаждался редким моментом умиротворения и спокойствия. Меня, однако, удивило, что в качестве компании для такого момента он выбрал меня. Я смотрела на него — отстраненная и одновременно являющаяся частью этой сцены, — дожидаясь, когда он что-нибудь скажет, и в то же время радуясь бездействию, на которое я пока что была им обречена. Я смотрела на него и впервые его видела: да, его глаза были серыми, а волосы — желтоватыми… Как могут два брата быть такими непохожими друг на друга? Как могла его привлекательность оставаться никем незамеченной, а твоя — бросаться в глаза абсолютно всем? Почему, будучи выше тебя, он, стоя рядом с тобой, казался ниже ростом? Почему, обладая более крепким, чем у тебя, телосложением, он, стоя рядом с тобой, казался худее? Почему, хотя его глаза были больше твоих, они казались, когда он стоял рядом с тобой, меньшими, чем твои?..

Он, почувствовав, видимо, что я на него смотрю, тоже посмотрел на меня. Я ему улыбнулась, но он на мою улыбку не ответил… Как могли два брата быть так непохожи друг на друга?

Он снова сконцентрировался на сигарете, явно не торопясь ничего говорить — он как будто наслаждался этим нашим с ним взаимным молчанием. Интуиция подсказала мне, что он вряд ли настроен на долгий и обстоятельный разговор на какую-нибудь серьезную тему. Он не постарается меня соблазнить и не будет ублажать меня льстивыми словами, чтобы завоевать мою благосклонность. Само собой разумеется, он не попытается меня поцеловать, заманив меня под белую омелу… Возможно, именно поэтому я «заразилась» его умиротворенностью, и у меня тоже возникло желание насладиться этим нелепым моментом, который, скорей всего, никогда не займет сколько-нибудь достойного места в моей памяти.

Я вздохнула. Мне вдруг захотелось стать мужчиной и выкурить в компании с Карлом сигаретку, слегка опершись на стол.

— Ты можешь уделить мне один день? — вдруг спросил Карл.

Нет, он даже не спросил, а как бы обронил свой вопрос — так, как, небрежно потряхивая свою сигарету, ронял с нее пепел. К потолку снова устремились тоненькие сероватые струйки.

— День? Да, думаю, что могу, — нерешительно ответила я на этот странный вопрос, смысл которого мне был пока что не очень-то понятен.

— Мне нужно поехать в Вену, чтобы решить там некоторые вопросы. Мне подумалось, что тебе было бы интересно взглянуть на этот город. Хочешь поехать вместе со мной?

Я ответила не сразу, и это его, похоже, не удивило. Думаю, он осознавал, что его неожиданное предложение вполне может привести меня в замешательство. В самом деле, уж чего-чего я никак не могла ожидать, так это того, что Карл пригласит меня провести с ним день в Вене, и я не была бы, наверное, женщиной, если бы не поинтересовалась, в чем же заключается подлинная цель этой поездки. Однако я подумала, что правду он мне, скорей всего, не скажет, а потому решила, что попытаюсь догадаться обо всем сама.

— Ну конечно. Я поеду с удовольствием, — сказала я — скорее из вежливости, чем с энтузиазмом.

27 декабря

Я помню, любовь моя, как ветер хлестал меня по щекам, вызывая странное ощущение — одновременно и болезненное и приятное. Это был ледяной ветер — как ледяной была и психологическая атмосфера, царившая в автомобиле, в котором мы ехали. Тянущиеся реденькой вереницей голые и покрытые инеем деревья мелькали мимо с такой быстротой, что я едва могла их рассмотреть на фоне белоснежного простора. Я закрыла глаза, будучи уже не в силах выдерживать давящий на них поток воздуха, и почувствовала себя почти в полной изоляции от окружающего мира: я уже ничего не видела и не слышала и, казалось, могла все воспринимать лишь на ощупь.

Мы ехали вдоль узенькой речки. Ее воды все время лизали лежащий у кромки берега снег, постепенно превращая и его в воду. Более теплый элемент побеждал элемент более холодный… Так и должно быть. Я посмотрела вниз, и Карл так изогнул губы, что я, пытающаяся быть оптимисткой, сочла это улыбкой.

— Ты схватишь насморк! Уж лучше сядь! — крикнул он мне громко, чтобы я смогла его услышать сквозь завывания ветра.

Я тяжело опустилась на сиденье автомобиля и укуталась почти до самого носа в теплые покрывала. Вскоре мне снова стало тепло. Я чувствовала себя полной энергии: прана[38]наполняла мои легкие и растекалась по моим венам, словно дождевая вода, которая впитывается в землю и растекается по ее водным горизонтам.

Я посмотрела на Карла, управлявшего автомобилем, и мне показалось, что его лицо ничуть не теплее окружающего меня пейзажа. Мне снова подумалось о том, как сильно он отличается от тебя, любовь моя. Он — более замкнутый и молчаливый, менее остроумный и обаятельный, чрезмерно благоразумный и весьма нудный. Ты на его месте наверняка взял бы в эту поездку шофера, чтобы иметь возможность заняться обольщением своей спутницы. Карлу, похоже, нравилось иметь дело с техникой: его взгляд был прикован к дороге, одна его рука лежала на руле, а вторая — на рычаге переключения передач… У него были красивые руки… С улыбкой, которая скорее была насмешкой над самой собой, я подумала, что это были руки нового героя — руки, которым уже не приходилось сжимать ни булаву, ни меч; руки сильные и надежные; руки, ласкающие органы управления созданных человеческим гением сложных механизмов: автомобиля, аэроплана… Удовольствие, которое он, похоже, испытывал от вождения автомобиля, интриговало меня в течение всей поездки. Мне подумалось, что данная ситуация и мой спутник располагают к тому, чтобы проявить инфантильное простодушие и немного женского невежества, которые, как ни странно, нравятся многим мужчинам. А еще они помогут мне «прощупать» такого загадочного мужчину, как твой брат.