Стригой шагнул к ним, обходя рассыпанную на полу горстку пепла.

– Да, – отвечала Стефания. – Наконец.

По мере того, как она говорила, голос ее менялся. Юное, прекрасное лицо начало мгновенно стареть, приобретая черты Маргариты. Девушка дернулась в руках гроссмейстера, пытаясь вырваться.

– Винченцо! – вскричал Алеганд. – Скорее. Ритуал успел завершиться. Мы опоздали.

Женщина, что извивалась и корчилась в его объятиях, уже ничем не походила на нежную, робкую Стефанию. Это была ее мать – но превращение только начиналось.

Гроссмейстер видел, как темнеет и морщится ее кожа, уши вытягивались и заламывались назад. Верхняя губа завернулась, обнажая клыки.

– Кольцо! – приказал Алеганд. – Она превращается в беса.

Его тонкие старческие пальцы стиснули плечи женщины, и тварь вскрикнула, не ожидая в них такой силы. Винченцо оскалился, став похожим на большую взбешенную собаку.

Маргарита рванулась, сбивая гроссмейстера с ног, и они рухнули вместе. Стригой по-звериному наклонился к ним, придавил коленом руку кричащей женщины. Она извивалась и царапалась, но вампир не чувствовал боли.

Кольцо Стратибора сверкнуло в свете полупритушенных ламп. Винценцо с силой надел его на палец твари и крепко сжал ее запястье.

– Вельзевул, я призываю тебя! – крикнула Маргарита, но было поздно.

Перстень блокировал ее магические силы, украденные у дочери. Судорожным движением она потянула руку к лицу, кривые зубы оскалились, чтобы отгрызть палец. Но Винченцо крепко держал ее запястье, не давая освободиться от заговоренного кольца.

Тело Маргариты, которое еще несколько минут назад принадлежало Стефании, билось все слабее. Разум и воля постепенно покидали бешеные глаза, дыхание становиось ровным.

Тонкая струйка яда вытекла из-под перстня, женщина дернулась и наконец затихла.

– Мы проиграли, Винченцо, – глухо произнес Алеганд, поднимаясь на ноги. – Маргарита успела завладеть телом дочери и ее магической силой. Этот перстень будет сдерживать ее какое-то время, но потом…

Он тяжело переводил дыхание.

Женщина, распростертая на полу, смотрела на них сквозь вязкую пелену безумия. Но где-то далеко, на самом дне ее глаз, сознание оставалось ясным, и горящая ненависть бурлила в нем.

– Потом она освободится, Винченцо, – сказал Алеганд.

Сухой, мертвенный треск пронесся по затхлой комнате, словно упало дряхлое, подточенное червями дерево. Тело Констанции закостенело, превратившись в высохшую мумию, словно пролежало на своей кровати несколько лет.

– Это все, что было известно Винченцо, – закончил свое повествование отец Чериньола. – Старую женщину вскоре похоронили – быстро и тихо, даже родственники узнали о ее смерти несколько недель спустя и не смогли приехать на погребение. Алеганд сделал все, чтобы тайна ее кончины ушла вместе с ней в могилу и никогда не выбралась на поверхность…

Он отослал Винченцо обратно на кладбище Маегарда под пустяковым предлогом – тот вроде бы должен был отыскать в древних манускриптах какое-нибудь упоминание о средстве, которое сможет освободить Стефанию и вернуть ей молодость. На самом деле гроссмейстер просто не хотел, чтобы я был в курсе событий.

Об остальном я могу только догадываться. Впрочем, зная Алеганда, уверен, что мои предположения недалеки от истины. Он хотел забрать Маргариту с собой, возможно, объявить сумасшедшей, спрятать подальше от чужих глаз и постараться вылечить ее в одиночку.

Он понимал, что должен обратиться за помощью к другим чародеям, но не хотел делиться лаврами победителя. Если бы ему удалось спасти Стефанию, изгнать из ее тела дух матери, девушка была бы вечно предана ему. Если нет – гроссмейстер мог просто убить Маргариту, не заботясь о том, что вместе с ней губит и ее дочь.

Конечно, я не мог этого допустить.

Однако вмешался случай и спутал Алеганду все карты. За несколько месяцев до смерти бабки в Манейдейле, где Стефания училась, она познакомилась с банкиром Сарнмиром.

Умный, образованный, очень красивый для своего возраста, он умел вскружить головы юным девушкам. Впрочем, как вы наверняка догадываетесь, вовсе не их головы интересовали его…

После смерти первой жены Сарнмир вел жизнь плейбоя, менял одну любовницу за другой и никогда не раскрывал слишком широко ни свое сердце, ни свой кошелек. Любовные похождения не афишировал, но и особого секрета из них не делал.

Когда в Манейдейле судьба свела его со Стефанией, он покорил ее с первого взгляда. В нем девушка видела главу таинственного древнего Ордена – старейшего в стране Эльфов, хранителя великих знаний и бесконечной власти.

Могла ли она устоять? Сарнмиру отдавали свои сердца девушки, знавшие его только как богатого казанову. Перед Стефанией он предстал в мистическом ореоле магистра.

Конечно, бедняжка даже не догадывалась, что за этим блеском ничего нет. Для колдунов города ее жених был изгоем, а его орден – посмешищем. Но банкир сделал все, чтобы эта правда не коснулась ее ушей.

И она влюбилась.

Это была не просто еще одна победа Сарнмира – красивая юная девушка, которой предстояло пройти через его постель, пополнить список побед и уйти в никуда, уступив место другой. Нет, Стефания должна была стать чем-то большим – его пропуском в мир колдовства.

Как и все маги, Сарнмир хорошо знал о великом даре Констанции. Он понимал, что внучка непременно унаследует его, пусть не во всем блеске, но даже этого было бы достаточно, чтобы маги города Темных Эльфов приняли его как равного.

Казалось, удача улыбается банкиру. Он собирался взять в жены юную, прекрасную девушку, которая была по уши в него влюблена, и вместе с этим воплотить в жизнь свою единственную мечту, войти в круг избранных.

Но судьба посмеялась над ним.

Вместо молодой красотки он получил в жены старуху, которая ненавидела его – впрочем, как и всех остальных, – и не могла создать даже живого цветка из белого листа бумаги, не говоря уже о более мощном колдовстве.

Не знаю, как она смогла ускользнуть из-под присмотра Алеганда. Впрочем, нам всем известно, что гроссмейстер склонен недооценивать женщин и их коварство. Даже собственную жену он удержать не смог.

Маргарита носила на руке кольцо Стратибора, которое блокировало магическую энергию Стефании. Старик знал, что женщина не сможет ни снять перстень, ни отрубить себе палец, ни избавиться от него каким-нибудь Другим образом. После того как украшение срослось с ней, это невозможно.

Я думаю, Алеганд счел, что она неопасна. Он забыл, что Маргарита никогда не была колдуньей и, лишившись дара Констанции, фактически ничего не потеряла. Женщина привыкла полагаться на свою хитрость и изворотливость, а эти черты по-прежнему остались при ней.