«Не настолько уж я и стар», – подумал он про себя с обидой, даже не осознав всей порочности этих мыслей в такой момент.

– Не плачь, дитя мое, – бормотал он бессвязно. – Твоя бабушка поправится, вот увидишь.

– Ее бабка умрет, – раздался вдруг голос из раскрытых дверей, и оба они увидели Маргариту.

Есть женщины, которые, не в силах причинить зло сами, получают жестокое удовольствие от того, что любуются бедами других, снова и снова напоминая им о произошедшем несчастье.

Стефания всхлипнула и дернулась всем телом, прижимаясь к Алеганду. Гроссмейстер понял, что это не обида, нанесенная матерью, но страх за свою жизнь.

Разумом он понимал, что Маргарита права, однако истину не всегда надо говорить вслух, и такое бессердечие возмутило даже его.

– Не слушай ее, дитя мое, – произнес он, привлекая девушку к себе. – Вот увидишь, все будет хорошо.

Алеганд знал, что все никогда не бывает хорошо – судьба сдает нам карты разных цветов, и только безумец может надеяться на то, что однажды все они будут белыми. Что же касается этого дома, пропитанного запахами смерти, то в нем вряд ли могло произойти хоть что-то доброе.

Не успел гроссмейстер подумать об этом, как громкий вопль, впивающийся в сердце холодными когтями, донесся из верхней комнаты. Казалось, то кричит не умирающая женщина, а ее душа, пытающаяся вцепиться в холодеющее тело и не расставаться с ним.

Алеганд побежал наверх, перепрыгивая через ступени. Все эти триста с небольшим лет он поддерживал себя в отличной физической форме – в этом и был один из секретов его долголетия.

Юная Стефания с трудом поспевала за ним; Маргарита осталась внизу, и гроссмейстер понял: ей известно, что произошло в комнате матери.

Первым, кого увидел Алеганд, распахнув высокие двойные двери, был Винченцо. Стригой стоял на коленях, молясь, и черные слова на древнем вампирском языке вырывались из его уст.

На полу был начертан квадрат, а в него вписаны три концентрических круга, на расстоянии ладони один от другого. Первая окружность находилась внутри второй, и так далее.

В центре последней горели четыре цифры, и, бросив взгляд на каминные часы, Алеганд убедился, что они обозначают время, когда начался ритуал.

По углам квадрата горели пятиконечные звезды.

Констанция подалась вперед, сидя на кровати и вытягивая руку. Ее лицо утратило все человеческое. Теперь в нем осталось лишь то, что придавало женщине силы в последние, мучительные годы перед смертью, – ненависть к тем, кто остается жить.

Она уже начала костенеть.

Четыре слова были начертаны между первым и вторым кругами на полу, и столько же – между вторым и третьим. То были имена ангелов, отрекшихся от Бога и низвергнутых в ад, а под ними четыре имени дьявола: Люцифер, Сатана, Агасфер и Мефистофель.

– Бабушка! – вскрикнула Стефания, врываясь в комнату, но Алеганд остановил ее, не дав переступить порога.

Винченцо продолжал молиться, и гроссмейстер, полузакрыв глаза, начал вторить ему. Он почти не помнил древнего языка вампиров, но знакомые строчки вставали перед его мысленным взором, как будто глаза смотрели на распахнутые страницы книги.

Символы черного колдовства были начертаны на полу уже давно, возможно, несколько дней назад, и пробудились в день и час, записанные в центральном круге.

Они поднимались над полом темными язычками пламени, серой копотью ложились на блестящий паркет, пробивались сквозь неровные складки ковра, не поджигая его.

Сатанинские знаки сливались в большой костер, окружавший кровать Констанции. Но слова Винченцо, срывающиеся с побледневших губ, заставляли их угасать, сжиматься, как съеживается огонек свечи.

Алеганд влился в его молитву, как ручей втекает в полноводную реку, делая ее еще сильнее. Трепещущие ростки пламени опадали и гасли, оставляя после себя черные, выжженные следы.

Тонкие пальцы гроссмейстера сжимали плечи Стефании, его глаза теперь были плотно закрыты. Он полностью растворился в ритуале, вместе с Винченцо стараясь развеять чары, наложенные на эту скорбную комнату.

Алеганд не слышал, как за его спиной негромко простучали каблучки Маргариты, не видел, как она шагнула мимо них в комнату. Только в тот момент, когда их тела соприкоснулись, старик понял, что она рядом.

Констанция резко дернулась на кровати, ее фигура в белой ночной рубашке напряглась, став похожей на застывшую во льду птицу.

Прозрачная тень отделилась от умирающей и устремилась к Стефании. Но прежде чем она достигла девушки, Маргарита встала на пути призрака, и бестелесный фантом растворился в ней.

Странное чувство отразилось на лице женщины. Настал миг торжества, ради которого она жила все эти годы. Волшебная сила ее матери-колдуньи благодаря черному ритуалу теперь достанется ей, а не Стефании.

Но в тот же момент пламя, рисовавшее на полу дьявольские письмена, вспыхнуло и погасло. Молитва, которую повторяли Винченцо и гроссмейстер, смогла затушить его.

Страх и отчаяние колыхнулись в глазах Маргариты. Они раскрывались все шире в безумной попытке остановить время, украсть еще хотя бы пару секунд, необходимых для завершения черного ритуала.

Она шагнула вперед, к своей матери, и густая кровь хлынула из ее раскрытого рта. Алеганд почувствовал, как безвольно опала в его руках Стефания, лишившаяся чувств.

Винченцо выпрямился.

Теперь он стоял между Маргаритой и Констанцией. Женщина шла вперед, медленно и мучительно, словно ей приходилось бороться с сильным, свистящим в ушах ветром. Стригой оскалил искривленные зубы.

Маргарита сделала еще шаг, ее ноги дрогнули, и она медленно опустилась на колени. Ее лицо стало серым, волосы истончились, глаза иссохли и провалились в глубину черепа.

Ладонь женщины медленно поднялась, стремясь оттолкнуть Винченцо и коснуться матери. Ее пальцы превращались в пепел, рассыпались, оседая на платье серыми снежинками.

Ее рука медленно расползалась, сначала по локоть, потом по плечо. Скорченный скелет пару мгновений белел на потемневшем ковре, потом кости обвалились с неслышным шорохом и обратились в прах.

Холодные капли замерли на лбу гроссмейстера. Он почти не различал своего дыхания. Казалось, сердце остановилось. Алеганд встретился глазами с Винченцо, и, наверное, впервые в жизни они не почувствовали себя врагами.

– Мы успели, – прошептал старик. – Нам удалось остановить ритуал.

Гроссмейстер не сразу вспомнил, что все еще сжимает в руках Стефанию. Девушка безвольно прислонилась к нему, он чувствовал, как вздрагивает ее маленькое тело, почти физически ощущал страх, наполнявший его..

– Все позади, дитя мое, – произнес Алеганд. – Все наконец закончилось.