Виля шел на встречу немного заранее – не любил опаздывать. Дождя Виля не боялся – от дождя в парке можно спрятаться где угодно, например, у Гоцика на автодроме – зато он поболтает с Белкиным и даже с Алабамой, если тот ему вдруг встретится. Виля не видел всех их больше года. Он не собирался продавать кроссовки прямо под колесом – там он хотел только встретиться с Багилой, чтобы потом вместе уйти из парка. Виля достаточно фарцевал у Алабамы, знал его правила и нарушить их даже не думал.

Парк стремительно пустел. Слабый дождь быстро разогнал гуляющих, но фарца не расходилась. Все понемногу собирались под крышей автодрома, сюда же подтягивались афганцы и остальные парковые.

– Вилька, старый конь! – обрадовался Гоцик и обнял Вилю. – Хрен Боярский! Все еще телок снимаешь? Ничего, Алабама скоро и у нас в парке фотоателье откроет. Тогда не отвертишься, пойдешь директором.

– Директором я не смогу. Я же кроме выдержки и диафрагмы ни в чем не разбираюсь.

– Да брось. Раз фарцуешь, значит разбираешься. А директор что должен уметь? Бухать с нужными людьми и знать, где подпись ставить.

– Что-то знакомых совсем мало, – огляделся Виля. – Где Шляпентох? Где Меченый Михасик? Алабаму почему-то не вижу.

– Алабама уехал час назад. А остальные, – пожал плечами Гоцик, – ушли кто куда. Здесь многое изменилось, много новых. Торпеда… Ты помнишь Торпеду?

– Конечно, помню, только и его не видно.

– Торпеда где-то здесь. Шифруется, как обычно. Он уже знаешь скольких из парка выдавил?.. Это не мое дело, я не под ним, у меня чисто – ни фарцы, ни дури, одни машинки на электрическом ходу, но я же все вижу.

– А Багила где? Мы с ним в шесть под колесом договорились встретиться.

– Раз договорились, значит встретитесь. Сегодня многие собирались быть – сегодня день рождения у Ирки. Помнишь Ирку?

– Нет, – честно признался Виля. – Кто это?

– Ну да, – сообразил Гоцик. – Ирка же совсем малолетка. Когда ты тут был, она на горшок еще ходила. Но сейчас Ирка у нас первая красавица: и Леня Бородавка за ней ходит, как бычок, и Пеликан, и еще чуть не полпарка.

– Да, точно, – сообразил Виля, – Пеликан что-то говорил про день рожденья. Ладно, пойду поищу Багилу. Может, еще увидимся сегодня.

– Ты не пропадай, – попросил Гоцик. – А то когда все разом исчезают, жизнь словно рвется. Связь теряется, понимаешь?

– Связь времен?

– Именно.

Виля свернул за угол автодрома. Там было темнее, чем у входа, и дождь еще не пробивался сквозь кроны каштанов и кленов. В полумраке на невысокой старой металлической ограде сидел Торпеда. Виля заметил его не сразу и с разгона едва не наступил тому на ногу.

– Аккуратнее, Виля, – поднял руку Торпеда, но даже не двинулся, словно хотел, чтобы Виля налетел на него. – Пришел в парк и не здороваешься. Вот, меня чуть с ног не свалил.

– Привет, Боря, – Виля не знал, о чем говорить с Торпедой. – Прости, не заметил. Ты всегда в тени, маскируешься в складках местности.

– Зато тебя хорошо видно. Пойдем, – Торпеда поднялся с ограды и аккуратно отряхнул штаны, – нужно поговорить.

– Извини, Боря, меня ждут, – Виля был уверен, что речь пойдет о фотоателье. – Давай я завтра зайду, тогда и поговорим, а то сегодня такой день тяжелый. И мокрый.

– Завтра не получится, Виля, – слегка подтолкнул его Торпеда. – Топай.

Торпеда вышел проверить, как работают ребята у входа в парк, и заметил Вилю, едва тот появился на центральной аллее. Торпеду взорвало от ярости – Вилька совсем оборзел, фарцует в парке, как у себя на кухне, утром, вечером, когда хочет! И никому ничего не платит!

Этого нельзя было прощать, и пока фотограф болтал с Гоциком, Торпеда успел взять с собой двух не знакомых с Вилькой афганцев, Бухало и Кухту-Подольского. Кухту он отправил в толпу перед автодромом – следить за нарушителем конвенции, Бухало поставил в тылу у небольшой тропы, ведущей в парк. А сам сел неподалеку.

Теперь у Вили не было незаметных путей к отступлению. У него их вообще не было, Вилю перехватили бы всюду, но план Торпеды сработал просто идеально: Виля вышел прямо на него и никто этого не видел.

– Куда идти? – не понял Виля, послушно шагая за Торпедой.

– Просто иди за мной, – не оборачиваясь бросил тот. Как-то незаметно к ним присоединились еще двое. По виду – парковые афганцы, а может, и фарца, но Виля их не знал. Теперь Торпеда шел первым, Виля – за ним, а сзади – эти двое. Получалось, что Виля идет не сам, что его ведут и сбежать он не может. Все случилось как-то тихо и так быстро, что Виля занервничал только когда они прошли людные места и начали углубляться в ивовые кустарники.

– Боря, я не хочу никуда идти. Меня люди ждут, – Виля присел и попытался уйти в сторону, но его тут же схватили те, кто шел за ним, и с силой толкнули вперед.

– Да подожди ты, не кипишуй, – лениво растягивая слова, ухмыльнулся Торпеда и поежился, – дождь больше не моросил, он лил уверенным и плотным потоком. – Мы уже почти на месте.

Они вышли к озеру, и Торпеда вдруг отступил вправо, пропуская Вилю вперед. Виля обернулся. Теперь за спиной у него была вода, а от парка его отделяли эти трое.

– Покажи сумку, – велел Торпеда.

– Еще чего! – возмутился Виля и прижал сумку к себе.

Но тут же Бухало быстрым ударом кулака свалил Вилю с ног, а Кухта пнул его вполсилы ногой, потом наклонился, отнял сумку и передал ее Торпеде.

– А мог ведь и сам показать, – пожал плечами Торпеда. Он расстегнул молнию, достал кроссовок, повертел его в руках, разглядывая, и бросил на землю. – Что, Виля, пришел к нам по старой памяти, пофарцевать немного для души? – Торпеда недобро прищурился.

– Я не собирался фарцевать в парке, – кое-как поднялся на ноги Виля.

– Да-да, – не стал с ним спорить Торпеда, достал из сумки второй кроссовок и тоже бросил его под ноги Виле. – Так само получилось. Сначала утром, потом вечером, правда?

Торпеда выбросил сумку куда-то за спину. Только тут Виля понял, что привели его сюда не случайно, что кто-то рассказал Торпеде о его утренней встрече с Пеликаном.

– Да не фарцевал я тут ни утром, ни вечером! – крикнул Виля, но теперь уже сам Торпеда, ослепленный вспышкой ненависти, коротким резким ударом кулака рассек ему щеку и опрокинул навзничь. Виля упал в воду, кровь с водой мгновенно залили глаза, но он быстро перевернулся и откашливаясь встал на четвереньки. В мутной неровной поверхности озера отразилось его разбитое лицо. Вилю затрясло от ужаса.

Он уже не раз все это видел. Он видел свое лицо за мгновения до смерти, оно являлось ему во снах, в давних незапамятных кошмарах. Виля знал, что сейчас произойдет, знал с самого детства, с глухих бессознательных младенческих лет. Во всех темных зеркалах открывалась ему эта картина, и потому давно и навсегда он запретил себе в них заглядывать. Сейчас его будут убивать и убьют – он никуда не денется, потому что спасения от них нет. Если ждать помощи и рассчитывать на чудо, то он не убежит и ничего не сможет сделать. Надо немедленно прорываться, пробиваться через этих костоломов на свободу. Никто ему не поможет, и если он сейчас не вырвется сам, то его здесь задушат, зарежут, его утопят. Ему не дадут уйти! Он должен пробиваться, потому что это его последний день!