Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подача была слишком легкой, и Алабама не удержался.
– Коля! – позвал он, когда фигура проходила мимо них. – Как дела, Коля?
– Алабан, Алабан, Алабан, – забормотал Коля, опасливо поглядывая в сторону их столика.
– Иди сюда, Коля, – позвал Алабама. – Иди поешь.
– Так нечестно, – надулась Каринэ. – Ты его знаешь. Эксперимент сорван. Результат не засчитан.
– Как скажешь, – Алабама покорно склонил голову и довольно улыбнулся.
– И еще… – Каринэ надменно глянула на Алабаму и Торпеду. – Если хотите сидеть с ним за одним столом, то сидите сами. А я не буду. От него воняет.
– Едь, наверное, домой, – не стал спорить Алабама. – Переоденься. А вечером я тебя заберу.
Высокие каблуки Каринэ, быстро удаляясь, гневно застучали у него за спиной. Алабама не обернулся и не посмотрел ей вслед, стройная фигура Каринэ отчетливо отражалась в темных очках Торпеды. Боря деликатно молчал все время их пикировки, молчал он и теперь, не обращая внимания на испуганного Колю, который наконец подошел к столику.
– Садись, Коля, – Алабама кивнул на освободившийся стул Каринэ. – Будешь манты? Или тебе тоже мороженого с ликером?
– Коля гулял, – дурак сел на край стула и тут же беспокойно закрутил головой. – В лесу птицы. Цветок. – Он положил на стол ромашку.
– Боря, попроси, чтобы ему принесли манты, – Алабама внимательно посмотрел на свое отражение в очках Торпеды. Тот молча поднялся и пошел в кафе.
– Как дела, Коля? Не обижают? – Алабама вытянул ноги и постарался откинуться на стуле. Он так и не понял Каринку, а ведь был совсем близко и, казалось, еще чуть-чуть и дотянулся бы до ее мысли. Но не смог.
– Обижают, – поджал губы Коля. – Колю обижают.
– Кто тебя обижает, Коля? – рассеянно спросил Алабама.
– Усатый. Коле не дал кроссовки. Пеликану дал. Колю прогнал.
– Сейчас ему принесут манты, – вернулся из «Конвалии» Торпеда.
– Вот, хорошо. Пусть поест. А то его какой-то усатый обижает, – кивнул головой Алабама. – Какой усатый, Коля?
– Усатый, – уныло повторил Коля. И вдруг чуть прищурил правый глаз, улыбнулся и каким-то таким легким движением поправил воображаемый левый ус, что Торпеда с Алабамой безошибочно узнали Вилю. – Колю прогнал. Кроссовки Пеликану.
– Вилька, что ли? – осторожно переспросил Алабама и удивленно посмотрел на Торпеду.
Торпеда вдруг снял очки и уткнулся жестким взглядом в Колю.
– Усатый продал Пеликану кроссовки?
– Да, – Коля схватил ромашку и начал ломать стебель цветка быстрыми частыми движениями.
– Здесь? – в один голос спросили Алабама и Торпеда.
– Здесь, – не понял и на всякий случай повторил за ними Коля.
– Где?
– Где.
– Ты тут беса не гони, попка драный, – Торпеда вскочил и навис над Колей.
Коля взвизгнул, оттолкнулся от стола и вместе со стулом опрокинулся навзничь. Потом он кувыркнулся через голову и, дурацки припрыгивая, побежал вглубь парка.
– Петух компостированный, – посмотрел ему вслед Торпеда.
– Благотворительный обед не удался, – вздохнул Алабама. – Зря ты, Боря, дурака погнал.
На самом деле Алабама был уверен, что дело не в Торпеде и не в Коле, да и с Каринкой в любой другой день он бы договорился. Только не сегодня. Ему снилась песчаная буря – и значит, день пропал. Лучше вообще ничего не делать в песчаные дни. Не вставать с дивана. Читать газеты. Телефон отключить. Из дома не выходить! Все равно ничего не получится, все пойдет вразнос.
– Тут говорят, что встретить его – хреновая примета, – не то напомнил, не то попытался оправдаться Торпеда.
Из «Конвалии» принесли манты для Коли.
– А с этим что?.. Давай пополам? – Алабама не обратил внимания на слова Торпеды. Он и без парковых примет знал, что виноват во всем песчаный день. Но говорить об этом никому не собирался.
Они разделили Колину порцию поровну и долго, не торопясь, жевали сочную баранину.
– С Вилькой как быть? – наконец спросил Торпеда. – Совсем они с Белфастом оборзели. Порядок не уважают – барыжничают где хотят.
Когда-то Виля фарцевал в парке, но потом ушел от Алабамы. Он ушел примерно через месяц после появления Торпеды. Боря решил, что Виля не захотел работать лично с ним, и затаил на фотографа обиду.
– Ты не спеши, Боря, – поморщился Алабама. – Откуда у нас информация? От Коли! Тебе не смешно?.. Он сам не понял, о чем мы его спрашивали.
– Все он понял, – спрятал недовольный взгляд под темными очками Торпеда.
– Вот что: я Вильке позвоню на днях… Завтра-послезавтра. И вызову сюда на разговор. Тогда все и решим.
– Так он нам и сознается.
– Может, не сознается, – пожал плечами Алабама, – но и соваться сюда больше не станет. А вот если после этого попадется, то ответит по всей строгости социалистической законности.
Торпеда зло двинул бровью, но промолчал.
Около пяти Алабама решил уходить.
– Сегодня вечером в парке что-то будет? – спросил он Торпеду.
– Так… Ерунда. День рожденья одной малолетки.
– Тут день рожденья малолетки, там день рожденья… Слушай, – вдруг засмеялся Алабама, – а это не один и тот же день рожденья? Хотя какая разница? Ты до полвосьмого побудь здесь, посмотри, чтобы все спокойно закончилось. Чувствуешь, как давит? Дождь будет. Они сами разбегутся. А потом приходи в «Олимпиаду».
– Меня не приглашали.
– Я тебя приглашаю, Боря, – поднялся Алабама. – Твои унылые будни – это менты, барыги и парковые шалашовки.
А в жизни есть прекрасное. Актрисы, например.
Фотоателье номер четыре от бульвара отделяли густые кусты сирени и несколько каштанов. Машин здесь почти не было слышно, но зато, крякая во весь голос и посвистывая, самозабвенно рвали глотки дрозды и истерично трещали скандальные скворцы. Запах живой весенней свежести пробивался от парковых фонтанов к ателье, оттесняя к бульвару приторные ароматы сирени.
Виля любил парк Шевченко, а широких аллей парка «Победа» все-таки побаивался. Может, потому что там он почти год фарцевал у Алабамы, и это был не самый тихий год в его жизни. Здесь же Виля – просто фотограф из обычного паркового ателье.
Жизнь в парке «Победа» была не то чтобы опасной, все-таки Алабама надежно прикрывал своих – в этом ему не откажешь, – но нервной и беспокойной. А здесь она течет мирно и ничем не грозит. В парке Шевченко нет никого из фарцы, и Вилю это радует: так меньше риск попасть под случайную раздачу. Зато центральные гостиницы под рукой и всего пять минут до Крещатика. А то, что неподалеку от шахматистов собираются голубцы, так это не к нему.