не особо заботясь о том, чтобы делать это по очереди. Да уж, переписка посредством коротких текстовых сообщений являлась в нашем случае куда более обстоятельным и верным средством донесения своих мыслей. И всё таки, кое-что оставалось в голове. Обычно наши с Аркадием разговоры начинались с того, что мы в унисон жаловались друг другу на то, как плохо нам живётся, как не хочется работать на настоящей работе и как не захочется работать на следующей, какие тупые у нас родственники и коллеги, какая плохая власть в стране и какой отвратительный климат в нашем городе; ещё мы оба искренне недоумевали над тем, почему мы не имеем средств на исполнение всех своих желаний и как так произошло, что мы не богатые наследники, в общем чувствовали себя не в своей тарелке, будучи бедняками; выражали негодование на судьбу в этой части. Исчерпав тему жалоб, мы переходили к обсуждению просмотренных фильмов и прочитанных книг.

— Только что дочитал модную новеллу Регины Сурковой, называется «Околовонтам». Притчевый стиль изложения, остроумные фразы, интересная компоновка слов… Вполне можно растаскать на афоризмы. Как тебе: «Двадцать тысяч долларов или как говорят в таких случаях патриоты — пятьсот тысяч рублей». Развлекательное чтиво… Всего сто восемьдесят восемь страниц, думаю тебе понравится, — делюсь я с Аркадием.

— У… Я продолжаю погружаться в южноамериканскую литературу, — Ферейра…

— Себастьян?

— Н-нет…

Далее шла тема наших индивидуальных и совместных творческих планов, — пересказывали вкратце содержания написанных (а чаще ненаписанных) нами рассказов, развивали пришедшие кому-то из нас в голову сюжеты новелл и сценариев для фильмов.

— Представь себе сюжет: девушка-киллер, полное отсутствие рефлексии, работа есть работа, убийство — осознанный выбор, как работа официантом или стриптизёршей, — начинает тему Аркадий.

— А она кого убирает? Я так думаю, — можно убирать элиту, можно средний класс, можно совершать убийства бедных ради того, чтобы родственники получили квартиру или, например, жена заказывает алкоголика (тирана) мужа ради собственного спокойствия и спокойствия детей. — Развиваю тему я.

— Да-да, над этим стоит подумать.

— А она замужем? А ей пришлось кого-нибудь случайно убить, чтобы понять, что она может это делать и дальше? А дети имеются? Как насчёт смертельной болезни? Она пережила насилие в детстве? Ты хотя бы решил чем она будет убивать, пистолетом — это банально. Может струной? Может ядами? Ножом? Отвёрткой? Душить?… ногами…

— ?

— Я написал коротенький рассказ. По мотивам нашей с Эн поездки в деревню. Называется «Тридцать семь». На почту тебе скину, — сказал я.

— Тридцать семь градусов по утрам?

— Это ещё что такое?

— …

— Я продолжаю трудиться над своим эпическим произведением, — я.

— На что похоже? На братьев Коэн?

— Да нет. Хотя… Если выбирать только из их творчества, то ближе всего «Человек, которого не было».

— Неплохо-неплохо… И чему учит твоё эпическое произведение.

К этому вопросу я был не готов. Пришлось задуматься.

— Чему учит… Да ни чему. А если бы и учило, то… Да ничему не учит, если только… Учит не учиться у книг… А обязательно книга должна чему-то учить?

— Не знаю. Книги, которые проходят в школе всегда чему-то да учат.

— Ну ладно, переживу, если мою книгу не будут проходить в школе. Вот чего я не переживу, так это того, если мою книгу экранизирует Бондарчук! Ха-ха-ха!

— Ха-ха-ха!

Немного чистой философии.

— Ты тоже считаешь, что счастье — это нечто, к чему приходишь, чего достигаешь? Просто есть мнение, что счастье — это такая вещь, которую осознаешь; осознаёшь, что счастье всегда у тебя было. Ну, сейчас уже непопулярна версия графа Монте-Кристо, — не познав крайнего горя — не познаешь и счастья, — времена не те.

Когда и эта тема была исчерпана, мы быстренько пробегались по новым половым связям Аркадия, по перспективам моих половых связей, не забывали вспоминать наиболее яркие эпизоды из прошлых связей.

— Помнишь, я тебе показывал фотографию той пухленькой брюнетки? Так вот мы с ней… Уже дважды…

Немного из раздела «разное».

— Просмотрел фото со всех корпоративов суда за последние четыре года, и знаешь, — я ненавидел людей, а теперь знаю их лица и некоторые имена. Такое ощущение, что побывал на всех мероприятиях, а на нескольких даже оскандалился.

— Аха-х!

Ещё немного «разного».

— Посмотрел экранизацию «Духлес», — может даже плохо, что сюжет фильма ни разу не пересёкся с текстом книги, — сказал Аркадий.

— Аха-х! — ответил я.

Аркадий и я были как Пушкин и Гоголь, внешне на Гоголя похож был Аркадий, а я на Пушкина, но внутренне я больше был пристрастен мистицизму, а Аркадий — жизнелюбию. Обычно при встрече мы всегда пили кофе. Пошли пить кофе и на этот раз.

Спустя сутки мы с Аркадиев вновь увиделись, почти на том же месте, правда, совсем ненадолго. "…эта с сиськами тренинг вела у нас. Рассказывала, что люди делятся на два типа: "от" и "к"! Ну мы-то с тобой относимся к типу "от", — мы стараемся устраниться от всего и вся", — констатировал Аркадий. Я: "Подумать только, я раньше думал, что люди делятся на мужчин и женщин, оказывается на "от" и "к"!". Аркадий: «Да-а-а, чёрт возьми…» Прошло десять минут. "… зашоренные дураки. Общество в нашей стране имеет вязкую структуру, люди каким-то органом определяют своё место в этой иллюзорной иерархии, принимая как данность все атрибуты данной ступени, желания и мечты, в том числе… …не желают и не смеют желать расширить свой диапазон восприятия… …рельсы привычек и обыденности, с которых не сойти пока жив… …не представляя, что мир многомерен, короче трахаться я хочу!" — подытожил Аркадий. И это говорит женатый человек. Когда я был женат, я хотел всего кроме «трахаться». Я даже решал проблему замыленности взгляда, — просто выключал свет и представлял, что занимаюсь сексом с кем угодно, только не со своей женой; так делаю многие мужчины, я спрашивал. Кстати, так как сегодня понедельник, мне надлежит нанести визит участковому врачу и, скорее всего, он меня выпишет с завтрашнего дня. Я настолько привык за эту неделю валяться дома на диване, что воспринимаю завтрашнюю необходимость идти на работу как трагедию. Через призму усугубившейся депрессии наш город казался ещё более непригодным для проживания, а уровень демократических свобод в стране ещё более низким, чем обычно, просто вопиюще низким.

Пять часов вечера того же дня. Я сижу в коридоре поликлиники, жду своей очереди. Тётка лет пятидесяти надрывно кашляет на весь коридор. Когда выходил из дома, чтобы поехать в поликлинику, я измерил температуру, — было тридцать семь и два. Я уже решил, что буду продолжать жаловаться на здоровье, конечно, скажу о том, что