Грейс судорожно сглотнула.

– Продолжайте.

– Все это чистое вранье. И притом – наглое. Патологоанатом предположил, что смерть произошла от утопления, потому что труп был выброшен волной на берег, а в легких оказалась вода. Когда все это дерьмо в «Кворуме» выплыло на свет, врачи заговорили о самоубийстве, решив, что имеется определенный мотив. Но вода в легких вовсе не признак того, что человек утонул.

– Разве?

– Тело пробыло в воде больше месяца. Конечно, легкие были пропитаны водой. Вопрос, который вы должны задать себе, заключается вот в чем: каким образом человек вообще попал в воду и был ли он в тот момент жив или мертв?

– Так вы думаете…

– Думаю, ваш муж был мертв еще до того, как упал в море. В легких не было крови. Утонуть в жестокий шторм… в легкие потоком врывается вода под таким давлением, что почти наверняка должно начаться кровотечение.

– Почти?

– Дело не только в легких. Были и другие признаки: синяки на торсе, царапины на кистях и предплечьях – явные показатели борьбы. А как была отсечена голова? Я видел снимки. Только взгляните на позвонок! Это не рыбы… разве что только у рыбы была гильотина. Или тесак для мяса.

Грейс прижала ладонь к губам, пытаясь сдержать рвотные позывы.

– О черт, простите! Не нужно было вдаваться в подробности. Вы в порядке?

Грейс покачала головой. С этого момента она никогда не будет в порядке.

Она глубоко вздохнула, пытаясь овладеть собой.

– Но почему все это не отражено в материалах расследования.

– Кое-что отражено. Например синяки. Но на них не обратили внимания. Никто не пожелал увидеть правду. Особенно в этот раз. Следует помнить, что ваш муж – самый ненавидимый в Америке человек. Может, людям легче думать о нем как о самоубийце, трусе, чем как о жертве?

– Легче?!

Голова Грейс шла кругом. Разум отказывался воспринять сказанное.

– Я хотел рассказать вам первой. Знаю, это чертовски страшно, это шок, но новости на самом деле хорошие. Думаю, у нас достаточно оснований, чтобы просить о том, чтобы дело вновь открыли. Это будет первый шаг к расследованию убийства.

Грейс надолго замолчала.

– Нет. Не хочу вмешивать сюда полицию, – решила она наконец.

– Но, Грейс…

– Нет.

Кто-то убил Ленни. Прикончил, словно животное на бойне, и швырнул в волны. Какой смысл от полиции, суда, всей продажной, омерзительной так называемой системы правосудия?

«Разве я или Ленни не заслужили правосудия? Америка прокляла нас обоих лишь потому, что так было «легче». Они позволили убийце Ленни спокойно уйти. И бросили меня гнить в тюрьме. Что же, будь проклята Америка. Время правосудия миновало».

– Тогда что мне делать? – озадаченно спросил Дэйви.

– Найдите того, кто это сделал. Джон Мерривейл или кто-то другой? Я хочу знать, кто убил моего мужа. Как он сделал это и почему. Хочу знать все, и наверняка. Разумные сомнения меня не интересуют.

– О’кей, – согласился Дэйви. – И что потом?

– А потом подумаем о следующих шагах.

«А потом я его прикончу».

Свет выключили. Грейс лежала без сна, перебирая в памяти сказанное.

Убийца Ленни должен был в день шторма находиться в Нантакете. Это мог быть и чужак. Но такое маловероятно.

«Это был кто-то из близких. И нам, и «Кворуму». И он знает, как пропали деньги».

Кто гостил у них в то время?

Конни и Майкл.

Онор и Джек.

Мария и Эндрю.

Кэролайн и Джон.

Семья «Кворума».

Только вот они не были семьей.

Не были друзьями.

Все покинули Грейс в тяжелую минуту.

И один из них убил Ленни.

Грейс больше не желала правосудия. Она мечтала о мести.

Той ночью Грейс Брукштайн начала строить планы побега.

Карен Уиллис сонно потерла глаза. Было два часа ночи, но Грейс почему-то забралась к ней в постель.

– Грейс? Что с тобой? Заболела?

Грейс молча качнула головой.

Они прижались друг к другу и накрылись одеялом, чтобы согреться.

Карен спиной ощутила мягкость груди Грейс. Запах ее кожи. Нежную ласку дыхания. И, повернувшись, инстинктивно сунула руку под рубашку Грейс, нашарив шелковистую влажность между бедрами.

– Я люблю тебя, – прошептала она, прижавшись губами к губам Грейс.

Несколько счастливых мгновений Грейс отвечала на поцелуй, но почти сразу отодвинулась.

– Прости… но… я не могу.

Грейс не знала, как быть. Крошечная часть сознания едва не поддалась соблазну принять утешение, предложенное Карен. Ведь Ленни все равно больше нет. И Грейс тоже любила Карен… иначе.

Но в глубине души она сознавала, что это неправильно.

Она не любила Карен в прямом смысле этого слова. Было бы несправедливо пробуждать в той напрасные надежды. Особенно учитывая все, что она собиралась сказать подруге.

Карен осеклась. Как она могла быть так глупа? Неправильно поняла Грейс?

– Боже! Ты сердишься?

– Нет, вовсе нет! Почему я должна сердиться?

– Я никогда бы этого не сделала, если бы не подумала… Ну, ты ведь легла в мою постель.

– Знаю. Прости, я виновата. Хотела поговорить. Мне нужен твой совет.

– Мой совет?

– Именно. Я решила сбежать отсюда.

Карен все это время была в напряжении, но, услышав это, облегченно расхохоталась, едва не разбудив Кору.

– Что тут смешного? – не поняла Грейс.

– О, Грейс! Ты это серьезно?

– Абсолютно.

– Милая, это невозможно. Никто и никогда не сбегал из Бедфорд-Хиллз.

– Всегда что-то случается впервые, не так ли?

– Только не это.

Карен стало не до смеха.

– Ты действительно задумала побег? Спятила?! Давно не была во дворе тюрьмы? Между нами и свободой девять рядов колючей проволоки, по которой пропущен ток. Не говоря уже о вооруженных охранниках, собаках и камерах.

– Я это знаю.

– Значит, не все понимаешь. Где твоя голова? Послушай. Даже если ты нашла способ сбежать – чего быть не может, – у тебя одно из самых узнаваемых в Америке лиц. И далеко ты с ним уйдешь? Как по-твоему?

Грейс потрогала сломанный нос.

– Теперь меня гораздо труднее узнать. Я не выгляжу так, как когда-то. И, кроме того, могу изменить внешность.