Единственное чего я опасался, — снежного покрова. Точнее его толщины. Но сели в итоге удачно. Мне опять показалось что посадка вышла как-то по особенному идеально.

— Приехали. — Леонид облегчённо вытер со лба пот. — До последнего думал разобьёмся...

— Чего это вдруг? — почти обиделся я.

— Не знаю. После того раза я и не летал ведь больше... Как вспомню...

Действительно, он тогда долго лечился, а потом никуда особо не совался, дежурил в посёлке и отказывался от чего то более отдаленного. Я же в основном был занят полётами, поэтому пересекались мы редко, и о его проблемах я даже не догадывался.

— Знаешь что мы забыли? — Леонид повернулся, и с досадой хлопнул себя по лбу.

— Что? — не зная что они вообще собрали, естественно я не мог ответить на его вопрос.

— Лопаты мы забыли. Лопаты!

Я сначала не понял причём тут лопаты, но когда вспомнил что представляет собой вход в хранилище, осознал что Леонид прав, и повод для расстройства имеется.

В салоне зашевелились, выглядывая улицу по иллюминаторам.

— Можно выходить? — заглянул Андрюха. Я конечно не психолог, но не похож он был на беженца; на лице улыбка, глаза горят, сразу видно что в отличии от меня, он в хорошем расположении духа. Я конечно тоже рад что всё закончилось именно так, но вот мой порядком побитый организм радоваться отказывался, пока летели, ещё терпимо было, а сейчас заболело всё и сразу.

— Давайте с Олегом на разведку, надо глянуть что там со входом в подземелье, — отреагировал Леонид, — остальные здесь обустраивайтесь, пока не найдём убежище, это наш дом.

Честно говоря, мне такой расклад по душе, очень уж не хочется покидать насиженное место, тем более в самолёте пока тепло, и можно расслабиться.

Вот только у жены моей другие планы, она, подхватив свой «редикюль» — металлический короб от патронов, в котором хранится набор инструментов и какие-то препараты, выжидательно стоит у двери, а чуть позади сын держит на руках твареныша.

— Здесь темно. — объясняет она.

— И тесно. — добавляет сын.

Ну что ж, делать нечего, героя надо спасать. Молча поднимаюсь, и выйдя вслед за Олегом, помогаю спуститься жене и сыну. Ближайшее строение — длинный шестнадцатиэтажный дом. До него примерно метров двести, которые мы достаточно быстро преодолеваем.

Обшарпанный подъезд, скрипящая на одной петле дверь, и подвывающий в пустых окнах ветер. Не самое приятное место.

Заходим внутрь и поднимаемся сразу на третий этаж, там, в квартире слева, я видел окно с почти целыми стёклами. Выше есть ещё, но третий самый близкий.

Внутри подъезд ожидаемо пыльный и замусоренный, местами шелушится краска, а шаги гулко отражаются от стен. Ощущение пустоты. Кое-где сохранились номера квартир и кнопки звонков. Всё как в самой обычной панельной многоэтажке, каких я перевидал наверное тысячи.

В квартиру захожу первый, — дверь давно не открывали, поэтому идет тяжело. Крашенный пол, на стене обои, под потолком пустой плафон. Коридорчик небольшой, но длинный; направо кухня, ванная и туалет, прямо зал, слева спальня, — планировка мне не знакомая, обычно в высотных домах всё как-то побольше.

Нам на кухню, в зале окно выломано вместе с рамой и там свободно гуляет ветер. Полы жутко скрипят, — рассохлись от времени, в принципе как и всё здесь.

Заглядываю в туалет, унитаз разбит, на двери держатель для бумаги, сливной бачок на стене, он покосился, но ещё держится.

В ванной комнате практически ничего не тронуто; и сама ванна на месте, и даже зеркало на стене осталось, грязное, с отколотым краем, но оно есть. — Удивительно.

Закрываю дверь и прохожу дальше, на кухню. Окно на месте, на полу столешница без ножек, в углу табурет. Ни плиты, ни раковины нет, только на стене пожухлая полка для посуды.

Здесь довольно тепло, по ощущениям разница с улицей градусов десять, но возможно это от того что тут не дует.

Света из окна и так достаточно, а если еще и пыль стереть, будет вообще огонь.

— Столешницу смахни и положи поровнее. — появляется Аня. Сын идёт следом, ещё издали слышу его тяжелое дыхание, твареныш уже достаточно тяжёл.

Ищу чем вытереть пыль, но ничего нет, поэтому вытираю рукавом, и рапортуя,

— Готово. — прижимаюсь к стене чтобы не мешать.

Питомец живой, но дышит тяжело, тряпка вся пропиталась кровью. Из видимых повреждений пулевая рана в боку, чуть пониже хребта, и на голове что-то совсем страшное. Такое впечатление что ему пол черепа снесли, но он жив, и значит не всё так печально.

— Потерпи ещё немного... — наклоняясь над зверем, Аня осторожно прикоснулась к ране на голове.

Мы молчим и смотрим. Отвечать не надо, это я уже знаю. Мешать нельзя, лучше вообще превратиться в мебель. Аня открывает свой «сундучок», и покопавшись в нём, достает какие-то инструменты.

— Держите ему голову. — коротко бросает она.

Естественно держать это чудовище мне не хочется, я ещё понимаю собаку свою придержать во время прививки, или кабана на кастрации... Но возмущаться буду потом, а пока скрипя зубами, и скрепя сердце подхожу ближе, опускаюсь на колени, и брезгливо сжимаю твари челюсть.

— Петлю возьми. Не удержишь. — с сомнением посмотрев на мои приготовления, посоветовала супруга, и достала из сундучка капроновую верёвку.

У меня прямо от сердца отлегло. — Думал всё, без рук останусь.

Стянув тваренышу челюсть, я прижал верёвку коленом, и для верности придавил руками.

— Это быстро, но ему будет очень больно, смотри не выпусти. — предупредила Аня. — Готов?

Я кивнул.

Она склонилась над раной, и приподняв какой-то блестящей лопаткой кусок сорванной с головы шкуры, потянулась за короткими, но мощными щипцами.

— Готов? — ещё раз спросила она.

— Да готов, готов. Давай уже. — от напряжения у меня начало сводить ногу, и невыносимо хотелось встать.

Но того что случилось дальше, я предвидеть не мог. — Вот я ещё наваливаюсь всем телом на полудохлую тварь, а вот я уже лежу кверхтормашками.

Этот «умирающий» так влупил ногами, что меня аж перевернуло.

— Живой? — осторожно поинтересовалась супруга.

Я кивнул, от удара сбилось дыхание,