К тому же за работами приходили не по поодиночке, картины Дали стали быстро распространяться по Парижу.

Год под знаками Зодиака оказался весьма успешным и принес достаточно средств, чтобы домик в Кадакесе мог быть отремонтирован и обставлен. Но главное – имя Сальвадора Дали, этого странного художника-сюрреалиста, стало известно парижским, а за ними и другим коллекционерам.

Домом то, что они приобрели в Порт-Льигате, назвать удалось нескоро.

Дали-старший сделал все, чтобы его непокорный сын не прижился рядом с семьей. Большую часть года семья жила в Фигерасе, но даже в летние месяцы Куси Дали не желал видеть сына и его любовницу в Кадакесе.

Что он мог сделать?

Всем своим авторитетом повлиять на владельца единственной гостиницы в Кадакесе, чтобы Сальвадору и Гале отказали в приюте. Вынудить отвернуться от них жителей Кадакеса, правда, всех не удалось, нашлись те, кому наплевать на мнение нотариуса из Фигераса и поведение его сына. Рыбаки и их жены не пожелали присоединяться к мнению семьи нотариуса.

Сальвадору и Гале удалось купить рыбацкую хижину в Порт-Льигате и даже подремонтировать ее.

Если Дали-старшему и хотелось создать максимум трудностей для сына, он в том преуспел. Порт-Льигат неподалеку от Кадакеса, но без лодки недостижим, их разделяет довольно высокий холм. Вокруг только море и солнце. А еще крики голодных чаек и рыбачьи лодки.

Хижина называлась домом условно, это была деревянная халупа размером четыре на четыре метра с пристроенным крошечным чуланом. И все! В хибаре не было ни электричества, ни каких других удобств. Раньше рыбаки хранили там сети зимой, потому в щели в стенах можно было легко просунуть пальцы, а от ветра сооружение просто тряслось.

Средства виконта позволили немного подремонтировать этот ужас, обложить кирпичом и устроить в чуланчике подобие туалета и душа. Больше денег решено не расходовать, довольствуясь тем, что есть. А электрические лампочки заменили привезенные с собой керосиновые лампы.

Наверное, если бы они принялись обустраиваться со всеми удобствами, местные жители отнеслись иначе, но в целях экономии средств Гала старалась все делать сама. Пришлось засучить рукава и надолго забыть о маникюре. Выгрести, вымести, вымыть, разложить, прибрать, поддерживать чистоту, без конца моя и стирая, – это о самом жилье. А еще нужно купить еду у местных жителей, в основном рыбу, приготовить ее, накормить Сальвадора, вдохновенно пишущего от рассвета до заката, когда становилось слишком темно.

А еще они ловили рыбу и морских ежей сами.

И были счастливы – своей простой жизнью даже без удобств, возможностью творить и радоваться морю, солнцу, вкусной чистой еде, близостью.

Наверное, это было самое счастливое лето в жизни.

Поль не верил, что Гала выдержит такую жизнь, надеялся, что осенью, когда наступит непогода, она вернется в покинутую квартиру, к нему, забыв своего странного художника. Сколько можно играть в самоотречение?

В каждом письме Поль рассказывал, как любит, как ждет, как надеется.

А еще писал о том, что видит сны об их близости втроем – она, он и Макс Эрнст… Ну, или кто-то вместо него… Не Сальвадор? Ей больше не нравится идея принадлежать сразу двум мужчинам? Хорошо, можно иначе – он и две женщины, у Поля, кстати, хорошенькая любовница – Нуш, она уже заранее обожает Галу и готова угождать им обоим.

Гала смеялась: ей не нужна Нуш и сам Поль. Она готова сохранить хорошие отношения, но ни о каком возвращении не может быть и речи.

Она готова жить в рыбацкой хижине, мыть полы и стирать в тазу, готова варить суп из рыбы, собирать морских ежей, штопать или читать Сальвадору по вечерам вслух, обсуждать с ним будущую книгу… – во все это Полю было трудно, невозможно поверить.

Успокаивало одно – скоро осень и холодные ветра.

Но Элюар просчитался, Гала не променяла Дали на обеспеченную жизнь втроем с Полем и его очередной любовницей. То, как они создавали сами себя – Дали и новую Галу, – скрепило союз куда сильней любых объяснений в любви.

Конечно, они вернулись в Париж, правда, не в прежнюю квартиру, Элюар был вынужден от нее отказаться, у него тоже не было денег. Чтобы картины Дали из галереи Гоэманса не пошли с молотка, Поль выкупил две из них, выплатив автору тысячу франков, но его дела тоже шли неважно, а потому большое жилье стало не по карману.

Гала не испытывала угрызений совести из-за того, что они с Сальвадором жили в квартире ее пока еще мужа – от этой помощи Поль только выиграл, купленные им картины Дали довольно скоро выросли в цене, и помощь Сальвадору и Гале вернулась к Элюару сторицей.

Шарль и Мари-Лор Ноайи сыграли особую роль в становлении Сальвадора Дали. Дело не только в финансовой поддержке, но и во введении в светское общество Парижа, затем Европы, а потом и Америки.

Мари-Лор была правнучкой самого маркиза де Сада, кем же она могла увлекаться, как не сюрреалистами и, конечно, Дали. Мари-Лор с гордостью демонстрировала гостям висевшую между Кранахом и Ватто «Свободную игру» Сальвадора. Гости вежливо делали вид, что не замечают некоторого своеобразия (изображения экскрементов) шедевра, и смущенно просили адрес художника. Если не в гостиной, то уж в спальне или кабинете этакое повесить можно…

Но работы Сальвадора уже висели в гостиных и красовались в галереях и на выставках, потому их можно не прятать. Сальвадор стремительно становился популярным.

В одно из первых своих появлений в светском обществе родился Дали-мистификатор. Гала была тому свидетельницей и поддержала Сальвадора.

Тогда он еще боялся всего – шумных улиц, машин, громких голосов, не любил общество, где нужно соблюдать массу правил приличия, которых он иногда просто не знал. Одно дело рестораны, где за своим столиком можно и отложить какой-то замысловатый столовый прибор, иное светский прием, где рядом масса умеющих пользоваться всякой всячиной хоть с закрытыми глазами. Это вовсе не означает, что Сальвадору было привычней есть руками и ложкой без ножа и вилки, но полный куверт с обилием хрусталя и столового серебра его явно угнетал.

Гала с тревогой следила за Сальвадором, молча и безучастно сидящим рядом с увлеченно беседующими и орудующими приборами гостями. Тогда приглашение на званый обед было для Дали и Галы также возможностью сэкономить на ужине.

И вдруг по короткому взгляду, брошенному Сальвадором вдоль стола, поняла, что тот что-то задумал, он не ест не зря. Оставалось только гадать, чем закончится обед и пустят ли их в этот дом в следующий раз.

Мари-Лор, заметив, что необычный молодой человек (теперь она помнила его имя) не ест, озабоченно поинтересовалась, не болен ли Сальвадор. После первой же фразы Дали остальные гости смолкли, потому что художник заявил, что еще переваривает съеденный дома десерт из стекла и дерева!

– Толченое стекло переварилось легко, а вот дерево… с ним оказалось сложней. Видно, попался мореный дуб или что-то подобное – до сих пор чувствую тяжесть в желудке. Извините.