Глаза девушки сужаются от ненависти.

– Так зовут ее убийцу.

Кровь стучит у меня в ушах. Я пытаюсь ударить ее, но она делает еще один шаг и исчезает из виду.

У меня перехватывает дыхание. Я бросаюсь к краю оврага, но тут же понимаю, что она спланировала свое падение. Потому что, перекувыркнувшись пару раз, она выпрямляет ноги и останавливается у самой норы. А затем, не глядя на меня, проскальзывает внутрь ступнями вперед.

Нет! Я не могу последовать за ней. Не из-за правил Леурресс, а из-за здравого смысла – единственный мой дар, превосходящий таланты Аилессы. А стоит мне отправиться в эту нору, как я столкнусь с тремя противниками вместо одного. Войду во тьму, лишенную Огня Элары, и моей поддержкой станет единственная кость благодати. И это приведет меня к верной смерти. Я лишусь последней надежды спасти Аилессу.

– Сабина?

От звуков моего имени, доносящихся издалека, у меня замирает сердце. Это Аилесса?

Я резко оборачиваюсь и осматриваю залитый лунным светом лес. В поле зрения появляется темный силуэт. Я различаю четкие очертания короны и напрягаюсь. Это не Аилесса. А моя matrone.

Жюли все еще не вернулась в комнату в катакомбах, хотя по моим ощущениям уже наступил вечер, а возможно, и ночь. Бастьен то перебирает банки с запасами, то принимается расхаживать по комнате, то садится и, прижав одно колено к груди, начинает рисовать какие-то узоры на пыльном полу, а потом ворчит на свои рисунки. Я догадываюсь, что он делает, – продумывает, как убить мою мать, используя свои знания о катакомбах, – хотя в данный момент не очень-то и похож на убийцу. С прикушенным кончиком языка он больше напоминает маленького ребенка, и это смягчает все резкие черты на его лице.

Откинувшись назад, он проводит рукой по темным волосам. Его глаза цвета морской волны устремляются ко мне. Я все так же сижу, привязанная к камню, в трех метрах от него. Он хмурится. И только потом я понимаю, что в моем взгляде, направленном на него, виднеется нежность, а на губах играет улыбка. Я тут же напрягаюсь и меняю выражение лица на более строгое.

Поковыряв ногти, Бастьен подходит к Марселю и что-то шепчет ему на ухо. Паренек тут же обводит меня взглядом от ног до макушки.

– Ладно, – отвечает он и захлопывает книгу.

Встав, Марсель потягивается, а затем берет стакан с отстоявшейся водой и подносит мне. При виде живительной влаги у меня еще сильнее пересыхает в горле. Об этом его попросил Бастьен? Я смотрю на старшего из парней, но тот старательно избегает моего взгляда.

– Она не отравлена, – уверяет Марсель, не дождавшись, пока я заберу стакан.

Конечно же, она не отравлена. Они не рискнут лишить меня жизни, потому что наши с Бастьеном души связаны.

– Но придется привыкать к ее вкусу, – добавляет Марсель.

Я забираю стакан, нюхаю воду и делаю осторожный глоток. Известняковый привкус тут же оседает на языке, но, по крайней мере, в ней нет ила. Допив остатки большим глотком, я тихо вздыхаю.

– Спасибо.

Слова вылетают вопреки моей воле, и брови Бастьена тут же поднимаются, а затем хмурятся. Я молча протягиваю стакан Марселю.

– Так… сколько вас живет в этом районе? – спрашивает Марсель.

– Зачем тебе это? – Бастьен хмуро смотрит на друга.

– Пока я не заполучу свои книги, она мой лучший источник знаний. Может, я даже узнаю что-то новое. Жюли вернется с минуты на минуту, а вслед за ней появится и королева.

Бастьен фыркает.

– Ну, удачи.

Но Марселя ничуть не задевает этот скептицизм, он лишь скрещивает руки на груди и смотрит на меня сверху вниз. Он не выглядит так, будто пытается запугать меня. И, наверное, именно это подталкивает меня ответить.

– Сорок семь.

Или, возможно, я ответила, потому что Бастьен сказал, что я не стану этого делать.

Марсель широко распахивает глаза. Никогда не видела подобного воодушевления.

– Так много?

Бастьен фыркает.

– Она лжет. Если бы в окрестностях жило столько Костяных волшебниц, то все бы об этом знали. И мы, конечно же, тоже.

Мой взгляд скользит от него к Марселю. Я не лгала.

– Хочешь узнать больше? – спрашиваю я у паренька, стараясь не обращать внимания на Бастьена.

В этом разговоре я могу выяснить, что ему известно о Леуррессах, и убедиться, что он не знает каких-либо важных деталей, которые могут навредить моей famille. Или вовсе отвлечь его от замыслов убить маму.

Он громко смеется.

– Мне всегда хочется знать больше. И неважно о чем.

Я улыбаюсь. Паренек начинает мне нравиться вопреки моему желанию. Откровенность Марселя напоминает мне о Сабине. К тому же он на год или два моложе меня, а значит, ему всего пятнадцать или шестнадцать.

– Тогда как насчет сделки? На каждый твой вопрос я дам честный ответ, но ты должен будешь ответить на мои.

– Что за нелепость, – встревает Бастьен, но Марсель отмахивается от него, словно от комара.

– Согласен.

Я устраиваюсь поудобнее и прислоняюсь к стене.

– Ты знаешь предназначение Леурресс? – начинаю я.

Марсель вскидывает голову.

– Леурресс?

– Вы зовете нас Костяными волшебницами.

– Ни в одной из книг не упоминается это название.

– Сомневаюсь, что хоть одна из них написана представительницами моей famille.

Он согласно кивает.

– И ваше предназначение…

– Мучить людей, – вставляет Бастьен. – Убивать их. Приносить в жертву своим богам.

– Она не с тобой разговаривает, – выпаливает Марсель, и Бастьен закатывает глаза. – Вы, Костяные волшебницы, то есть Леуррессы, – по своей природе паразиты. Вы не можете существовать сами по себе. Вам нужны луна, звезды, кости животных и… ну, то, о чем говорил Бастьен, – человеческие жертвы.

– А если я скажу, что вы ошибаетесь?

Между бровями Марселя появляются морщинки.

– Разве не моя очередь задавать вопрос?

– Верно.

Он делает еще один шаркающий шаг и опускается на камень, сильнее придавливая мою веревку.

– Так… – он почесывает голову, – в чем я ошибаюсь?

– Мы не паразиты. А созданы для того, чтобы перевозить мертвых.

Я выжидающе смотрю на Марселя, пытаясь понять, осознает ли он, куда мы перевозим мертвых. Но на его лице не отражается ни единой эмоции.

– Прости?

– Мы стараемся заполучить священные дары, которые дают нам силу и умение перевозить души в вечные царства. – Неужели он не знает о вечных мирах? – И обряд посвящения становится нашим испытанием на верность, проверкой, готовы ли мы стать Перевозчицами. Вот в чем наше предназначение.