Мой желудок сжимается.

– Так это ловушка?

Слабая улыбка трогает ее губы.

– Amouré Аилессы – умный мальчик, правда? И я с удовольствием посмотрю, как она убьет его.

Я сглатываю горький привкус во рту. Понятно, что Бастьен должен умереть, чтобы Аилесса осталась жива, но это не означает, что мне это доставит удовольствие.

– Вперед, – приказывает Одива старейшинам. – Давайте покажем этим простолюдинам, что наши благодати так же опасны, даже если мы ослаблены тьмой.

Леуррессы вскидывают подбородки. Некоторые поднимают глаза к звездному небу и впитывают последние всполохи Огня Элары. А затем спускаются в овраг друг за другом – Роксана, Милисента, Дольсса. Но Пернелль колеблется. А по ее бледным рукам расползаются мурашки.

В свои тридцать девять она самая молодая из старейшин и единственная, кто показывает хоть каплю страха, пока наблюдает, как остальные расширяют нору, используя свои огромные силы. Приятно осознавать, что я не одинока в этом.

– Разве нет другого входа в катакомбы, которым мы могли бы воспользоваться? – спрашивает она Одиву. Ветер развевает ей медово-светлые волосы. – Такого, что не приведет в ловушку и даст нам преимущество?

Идеальная осанка matrone даже не дрогнула.

– Мы Перевозчицы, закаленные в боях с порочными душами. У всех нас, вместе взятых, семнадцать костей благодати. Какое еще преимущество нам необходимо? Где твоя смелость? – Одива прижимает палец к кулону из лисьего позвонка, висящего на ожерелье Пернелль. – Если ты перестанешь сопротивляться, то это точно придаст тебе мужества.

Пернелль поджимает губы и чуть заметно кивает. А затем спускается в овраг и присоединяется к остальным. Я отправляюсь за ней, но Одива хватает меня за руку.

– Нет, Сабина. Если у тебя не хватает упорства убить еще одно животное, чем ты можешь помочь нам сегодня? – В ее голосе нет и капли холодности, лишь забота, но слова все равно причиняют боль. – Сейчас тебе важнее заработать еще одну кость благодати. – Она вздыхает и нежно сжимает мою руку, а затем отпускает ее. – Не возвращайся в Шато Кре, пока не добудешь ее.

Мои глаза жжет от подступающих слез.

– Но…

Вот только Одива отворачивается и спускается в овраг.

Ноги напрягаются. И я делаю три шага вслед за ней. Но затем останавливаю себя. Отступаю назад и качаю головой. Сжимаю в руке череп саламандры. Во мне нарастает паника.

– Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Мне необходимо отправиться вместе со старейшинами. Я должна спасти Аилессу. Но моей кости благодати недостаточно. Меня недостаточно.

Развернувшись, я устремляюсь прочь. Слезы капают из глаз. И я с яростью стряхиваю их.

Хватит плакать, Сабина!

Я не слабачка. Не трусиха.

Я устала от того, что все верят в меня. Я устала сама в это верить.

Ускоряю бег. Продираюсь сквозь ветви и взметаю траву. А затем вкладываю стрелу в лук и принимаюсь рыскать по земле и кронам деревьев.

И как только врываюсь в сосновый бор, слышу шорох над головой. Лунный свет освещает птицу, которую я спугнула. Белые полосы сверкают на изогнутых темных крыльях. Это козодой. Обыкновенный козодой размером чуть больше вороны.

Но мне все равно.

Стрела вылетает из лука. И птица падает на землю. Я благодарю богов и тут же проклинаю их. А затем снова плачу. Потому что ничего не могу с собой поделать.

Я убила второе существо.

И теперь заберу у него все до последней благодати.

Кажется, все мое тело впитало аромат Аилессы. Земли, травы, цветов. Всего зеленого и живого. Наверное, это как-то связано с ее магией. И мне не следует забывать, кто она на самом деле. Тьма. Разрушение. Смерть.

Нос касается ее волос. А я борюсь с дрожью подступающего возбуждения. И отодвинуться нельзя, иначе она тут же сбежит. Сейчас у нее связаны лишь руки. Я разрезал веревку на лодыжках, чтобы увести ее в другое место. И теперь мы стоим в одном из опасных туннелей катакомб, – который я собираюсь использовать в своих целях, – но в голове лишь мысли о девушке в моих объятиях.

– Это безопасно? – спрашиваю я Марселя, глядя на деревянную доску перед нами.

Последний час мы потратили на то, чтобы притащить ее сюда со строительных лесов в крошащихся известняковых шахтах под нами. И теперь она перекинулась через пропасть шириной чуть меньше пяти метров.

Этот туннель ничем бы не отличался от других туннелей катакомб, если бы не зияющая дыра в полу у самого тупика.

Марсель ступает на край доски и слегка подпрыгивает на ней, проверяя на крепость.

– Думаю, да.

Но меня беспокоит не доска, а пол, на который та опирается. Я слегка отступаю на шаг, утягивая Аилессу за собой, подальше от трещин у наших ног. Побледневшая Жюли следует нашему примеру. Пока лишь один из нас стоит на обваливающемся краю, он должен выдержать.

Марсель возвращается к нам. И как только он сходит с трескающегося пола, я подталкиваю Аилессу к доске, чтобы перебраться на ту сторону. Там остался лишь выступ размером два на два метра.

– Иди, – вновь подталкивая девушку, говорю я.

Наконец она слушается, и мне удается глотнуть успокаивающий глоток воздуха, не наполненный запахом Аилессы.

Ступая на цыпочках, она пробирается к краю пропасти, а затем смотрит вниз и застывает. Я знаю, что она видит, – лишь темноту. Когда мы с Жюли нашли это место несколько месяцев назад, я предложил подруге подойти ближе к краю. Мы бросали вниз куски известняка и пытались понять, когда они ударятся о дно. Но так ничего и не услышали. Даже когда прикатили большие камни.

Аилесса расправляет плечи, медленно втягивает воздух, а затем ступает на доску. Так как ее руки связаны, она не может развести их в стороны, чтобы сохранить равновесие. И на середине доски ее слегка пошатывает. Я тут же напрягаюсь, борясь с желанием броситься ей на помощь. Ведь она лишилась той ловкости, что показала на Кастельпонте.

Добравшись до выступа, она с облегчением откидывает голову.

А мои плечи расслабляются. Почему я так переживал за нее?

Потому что если она умрет, то ты последуешь за ней, Бастьен.

Верно. Я разминаю руки и отстраняю Марселя в сторону. От него слегка пахнет черным порохом.

– Все готово? – спрашиваю я, чувствуя, как напряженно прислушивается Аилесса.

Мы держали самую важную часть нашего плана в секрете, чтобы она не могла предупредить свою мать.

– Да. – Марсель косится на Костяную волшебницу. – Я, хм, протянул черный след, и гром грянет, как только ты скажешь.