Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тео взглянул на девушку, напрочь игнорируя брата.
– На завтра все в силе? Встречаемся?
– Да, конечно.
Тео мотнул головой в сторону брата, не отводя от девушки глаз.
– Любимая манера моего братца. Настроить людей против меня. Он просто дерьмец, знаешь ли.
Он наклонился вперед, легко поцеловал ее в губы и вышел из бара, не дожидаясь реакции. На то, что он сказал или сделал.
Поднявшись в номер, Жас разделась и расправила постель. Она все вспоминала сцену в баре и пыталась разобраться в собственных впечатлениях. Очевидно, что между братьями нелады, чтобы не сказать больше. Воздух искрил от их взаимной неприязни и агрессии.
Дедушка когда-то говорил ей, что эмоции имеют запах, каждая – свой. Он считал, что сильные чувства влияют на биохимию организма, и человек с тонким обонянием может уловить эти изменения. Это была лишь одна из его теорий. Его разум фонтанировал идеями, относящимися к новым ароматам и к восстановлению старинных, утерянных. Дедушка был не только парфюмером, но и адептом египетских мистических учений, эллинской натурфилософии, алхимии и средневековых магических практик. Он размышлял над египетской Книгой Мертвых, апокрифами христианства и Каббалой.
«Запахи суть магия. Тайна. Мы воссоздаем аромат цветов. Деревьев. Травы. Мы задерживаем мгновения жизни. Переплавляем их, делаем текучими. Мы – хранители памяти. Мы создаем мечты, – сказал он однажды. – То, что мы творим, – чудо, искусство; на нас лежит ответственность не внести искажений, не изуродовать».
Как старательно дед пытался скрыть разочарование, когда она заявила ему, что не намерена становиться парфюмером! Он проявил интерес к мифам и сказал, что гордится ее выбором. Но она же видела, как задели деда ее слова! Жас знала: он мечтал, чтобы они с Робби приняли наследие, которое многие поколения семьи бережно хранили вот уже три сотни лет.
Как бы понравился ему дом Гаспаров, подумала Жас. Как бы очарован он был… И с каким удовольствием выслушал бы историю изгнанницы Фантин, парижского парфюмера, жившей здесь на острове и создававшей композиции, чтобы было чем заполнить изумительные хрустальные флаконы, изготавливаемые ее супругом.
Робби тоже бы заинтересовался. Внезапно сердце Жас сдавило от тоски по нему. Она накинула халат и потянулась к сумочке – достать телефон. И тут аппарат зазвонил. Жас скорее удивилась, чем встревожилась. Они с братом были очень близки и обычно чувствовали, когда один думает о другом.
Но определитель показывал другой номер. Звонил тот, кто тоже заинтересовался бы старинным домом-монастырем и людьми, населяющими его, – но совсем по иной причине.
– Добрый вечер, дорогая. – Телефонная линия донесла вкрадчивый голос Малахая. – Я подумал, что надо бы позвонить.
Их споры, едва ли не ссора, закончились тем, что Жас уехала в Англию. И сейчас она почти ожидала требований немедленно вернуться. Но их не было, и девушка, успокоившись, рассказала ему о доме и о тетушках Тео Гаспара.
Она была рада, что напряжение между ней и Малахаем исчезло.
– Когда Минерва заявила, что вы знакомы, я удивилась. Ты не рассказывал.
– Разве? Странно. Да, я знал ее и брата – а с мужем учился в Оксфорде. Он отличный психотерапевт, да и она тоже. Лучше расскажи мне, как там Тео?
Замкнут и подавлен, собиралась она признаться, но промолчала. Незачем провоцировать Малахая. Она поискала более расплывчатые выражения:
– Раздираем изнутри. Он так и не оправился после гибели жены.
– Он рассказал тебе подробности ее гибели?
– Нет.
– Я провел маленькое расследование.
– И почему меня это не удивляет?
– Так ты хочешь знать?
– Что-то изменится, если я скажу «нет»?
Самюэльс засмеялся.
Порой, как сегодня вечером, его смех навевал воспоминания об Уолдо Лайдекере, герое старого черно-белого детективного фильма «Лора». Колкий и язвительный репортер Лайдекер, блистательно сыгранный Клифтоном Уэббом, любил Лору, любил по-своему, странной, болезненной любовью, любил сильнее, чем было ему по силам. Он смеялся так же: властно, надменно, повелительно. Снисходя до смеха. Этот смех не нравился ей в фильме; не терпела она его и у Малахая.
– Его жена утонула, Жас.
– Ужасно…
– Да. Ужасно, воистину ужасно.
Он замолчал.
– Малахай? Ты где?
За те несколько секунд, что он не отзывался, Жас ясно вспомнила слова Эша. Будь осторожна.
– Решили, что это несчастный случай, – произнес Самюэльс, делая акцент на слове «решили».
– И?..
– Незадолго перед тем она сняла квартиру в Лондоне и начала посещать психотерапевта.
– И что? С людьми, снявшими жилье или навестившими доктора, никогда не происходят несчастные случаи?
– Была высказана версия, что она покончила с собой.
– Даже если так, почему мне нельзя искать пещеру друидов? Какая связь?
– Когда вы оба находились в Бликсер Рат, ты чрезмерно сопереживала Тео.
– И что? Я тебя по-прежнему не понимаю.
– Полагаю, он так и не решил свои проблемы. И я не хочу, чтобы ты в них завязла. Просто пообещай, что если возникнут… сложности, ты вернешься домой.
– Обещаю, что позвоню тебе. Этого достаточно?
– При первых признаках?
– Да. Устраивает?
– Устраивает.
– Отлично. Теперь моя очередь спрашивать.
– Слушаю тебя.
– Почему ты скрыл от меня информацию о семье Тео? Сегодня вечером я выяснила, что среди первых членов клуба «Феникс» был его предок. Оказывается, все семейство увлечено идеями реинкарнации и различными аспектами спиритизма. Мы с тобою столько обсуждали мою поездку сюда, столько спорили… И ты ни разу даже не заикнулся об этом. Почему?
– Врачебная тайна.
– Что именно из перечисленного? Что история его и твоей семьи пересекается? Что ты знаком с его родственниками?
– Обсуждение любых обстоятельств жизни пациента недопустимо, Жас. Ты ведь знаешь. Если б я начал рассказывать о ком-то из пациентов тебе, ты никогда не поверила бы, что кому-то я не рассказываю про тебя.
– Так ты знал дедушку Тео?
– Да. Мы познакомились, когда я мальчишкой жил в Лондоне. В то время они владели несколькими домами: не только на острове, но и в столице. Поскольку семьи состояли в одном клубе, мы виделись довольно часто. Александр был куда старше меня, но выяснилось, что у нас много общих интересов. Помню еще одну сестру. Такая нервозная особа, имя вылетело из головы…
– Ева.