– Да, точно, Ева. Их дед носился с идеей познания непознанного и привлек к своим экспериментам собственных внуков. Александр и Минерва как-то приспособились, а вот Ева, как я слышал, – нет. И смерть деда подействовала на нее очень тяжело. Ходили разные слухи… – Он помолчал. – Но никто так и не выяснил, что там случилось на самом деле.

– И ничего этого ты мне не сказал перед отъездом. Как ты мог!

– Это было конфиденциально.

На том конце провода, у Малахая, раздавались чьи-то голоса.

– Ко мне пришел пациент, Жас. Я вынужден попрощаться. Пожалуйста, звони. Держи меня в курсе, ладно?

– Ладно. А ты перестань нервничать.

– Считай меня параноиком – только звони. Договорились?

Она собиралась возразить, но Малахай прервал ее:

– Всё, я ушел. Всего хорошего, дорогая.

И он повесил трубку.

Жас налила стакан воды и позвонила Робби, но наткнулась на автоответчик. Оставила сообщение, что скучает, и нырнула в постель. Простыни были из плотного египетского хлопка. Прохладные, хрустящие, пахнущие свежестью. Жас с удовольствием расслабила мышцы.

В некоторых гостиницах прачечные использовали кошмарные «профессиональные» отдушки. Иной раз приходилось зажигать свечу и обрызгивать постель туалетной водой, чтоб перебить мерзкий запах, – но и это зачастую не помогало. Тогда она распахивала окна – даже если на улице стоял мороз.

В ту ночь Жас тоже открыла окно. Не из-за дурных запахов – просто ей хотелось, чтобы комнату наполнял мягкий ветерок и шум моря.

Подушки, матрас и стеганое одеяло были набиты гусиным пухом, и Жас не лежала, а, казалось, парила. Даже по меркам самых лучших отелей постель была великолепна, выше всяческих ожиданий. Девушка закрыла глаза и позволила мыслям свободно плыть под мерный шорох волн.

Воображение вело ее за собой. Вот она оказывается около «Лесных ручьев», входит в парадную дверь. Видит сотни ниш, заполненных старинными артефактами, свидетелями истории.

Дедушка научил ее игре на запоминание. Одно из тайных античных учений гласило, что память – это дом, построенный разумом. И для каждого воспоминания в нем отведена своя комната. Если ты овладел этим умением, то можешь по желанию заходить в любое помещение, и память услужливо предъявит тебе все, с этим местом связанное.

Сейчас Жас зашла в столовую. Снова оглядела фрески. Затем перевела взгляд на лица присутствующих. Ева, Минерва и Тео. Как он все-таки изменился со времени их первой встречи! И – одновременно – не изменился. Она направила полет своей памяти назад. В Швейцарию.

Жас было очень плохо, когда бабушка послала ее в клинику Бликсер Рат, – но красота этих мест произвела на нее впечатление. По сравнению с уединенным поместьем в предгорьях Альп Париж казался шумным, многолюдным и зловонным. А здесь ближайшие соседи находились в пяти километрах, и молчание Альп успокаивало и дарило покой.

В клинике уже жили семеро подростков, от двенадцати до семнадцати лет. А всего здесь могла разместиться дюжина пациентов. Персонал состоял из трех докторов и двух преподавателей: учителя музыки и изящных искусств, который писал маслом и играл на рояле и скрипке, и учителя естествознания, математики и литературы. Кроме этого, психотерапевты тоже вели некоторые занятия. Имелись еще повар, садовник и две женщины для стирки и уборки. Так что пациентов и тех, кто их обслуживал, было почти поровну.

Утром после завтрака студенты шли на занятия. Доктора предпочитали называть их именно студентами, а не пациентами. «Тебя ведь не собираются пичкать лекарствами, – объяснил Малахай испуганной Жас в первый же день. – Ты здесь для того, чтобы понять собственную душу, поучиться у нее и затем использовать выученное для развития спящих способностей».

У каждого было свое расписание. Иногда занимались вдвоем, втроем, но обычно студент оказывался с учителем один на один. У Жас первым уроком всегда стояла мифология, потом арт-терапия, потом фортепиано и геометрия.

Никто не объяснил ей, почему занятия назначены именно по этим предметам; а когда Жас спросила сама, Малахай уклончиво ответил, что так для нее лучше всего.

Днем полтора часа отводилось на индивидуальные занятия с доктором. Остальным временем они были вольны распоряжаться по своему усмотрению.

Когда Жас прибыла в Бликсер, семеро студентов находились там вместе уже более трех месяцев и успели сдружиться. Жас не вписалась. Проблема была не в них, а в ней. Остальные пытались включить девочку в свой кружок, старались быть дружелюбными в меру своего понимания. Вечером, после ужина, они репетировали сцены из древнегреческих пьес и каждую неделю ставили спектакль, на который приходил весь персонал. Режиссером и постановщиком был Малахай, и он всячески привлекал Жас к репетициям. Налаживание контакта с остальными оказалось для девочки самым тяжелым испытанием за все время ее пребывания в клинике. После нескольких вялых попыток она бросила.

Причина была не в том, что Жас скучала по дому и брату. Ей никогда не удавалось легко сходиться с другими детьми. В парижской школе за ее спиной шептались и считали ее высокомерной задавакой. Чудачкой без близких друзей. Но она вовсе не смотрела свысока и не форсила; у нее был близкий друг – брат Робби. Им нравилось проводить время вместе. Привязанные друг к другу общей любовью – к изобретению новых ароматов, – они существовали в своем собственном мире.

В пятом классе Жас наконец решила завести подруг, но после двух месяцев тщетных усилий призналась брату, что затея провалилась. Она пробовала говорить с другими девочками о том, что их интересовало; ходила, куда им нравилось, – но вкусы не совпадали слишком сильно. Составление парфюмерных композиций, живопись, сады и парки – говорить о таком им было скучно. Многие любили читать, но не настолько запоем, как Жас. Ведь новые ароматы появлялись из грез, из волшебных историй, которые ей рассказывал дедушка. О, как он рассказывал!..

Когда с подругами ничего не получилось, Робби сказал ей: плевать на этих девчонок, у тебя есть я. И правда, именно брат всегда был самым близким ее другом.

Оказавшись в клинике, Жас звонила ему раз в неделю – чаще не позволяли. Они договорились читать одни и те же книги, и Робби почти так же загорелся мифологией, как сестра.

После нее в клинике долго не было новых пациентов, больше двух месяцев. А потом появился Тео. Он тоже никак не мог сойтись с остальными. Еще одна неприкаянная душа. Но любопытства в отношении новенького и желания познакомиться с ним поближе Жас не испытывала.

За первые две недели пребывания Тео в клинике они не обменялись ни словом, за исключением неизбежных «извините» и «спокойной ночи». Правда, была та случайная встреча в лесу, но, пожалуй, она только заставила девочку держаться от него подальше.

А потом…

В Бликсер Рат с пациентами работали по методике Карла Густава Юнга, с опорой на архетипы и символы. Поэтому занятия арт-терапией всегда начинались с разминки: «Нарисуй, что приснилось».