послушали, закрыли в доме. Она побежала к Ибрагиму, но времени прошло много, и теперь Малика может не вернуться домой никогда.

— А раньше чем они думали? — серьезен, зол Макогонов.

— Я думаю, нужно ехать к Ибрагиму. Сам он не придет. Он знает.

— Чего знает?

— Куда повезли Малику. Знаешь, кто ее забрал?

— Ну?

— Брат ее двоюродный, про которого рассказывал Ибрагим.

Макогонов не сдержался, вскочил, заметался по комнате. Схватил рацию со стола.

— Штурман — Сотому. Штурман!

— На связи.

— Ты работаешь? Скоро?

— Скоро.

— Колони его насчет сестры. Похоже, они ее решили использовать в деле. Крутани его по полной. Тут серьезный расклад получается. Может, Савву прислать?

— Принял. Жди. Без Саввы управимся.

Через час появился Штурман. Мешки под глазами. Бледен — устало выглядит.

— Сестру отправляют в школу смертниц. Забрал ее Казак, то есть Жевади, передал Конгу. Завтра он должен везти ее в Ингушетию. Но адресов, где ее держат и куда повезут, он не знает. Не смотри так. Применяли к нему по полной программе. Обоссался, собственный язык выблевал. Если бы знал, сказал… Повезут по той же дороге — через Горагорский. Там, на перевале, можно уйти на Ингушетию. Постов там нет. Дальше они по хребту могут рвануть, через кошары. Так можно до Владикавказа добраться, дорога без единого блока. Конг, скорее всего, знает, что банду его накрыли. Будет уходить и сам. Адрес, на котором болтался твой Мельник, накрывать бесполезно. А вот в селе… Я уже отправил «тяжелых» к тем бородачам, которые Мельника лечили от поноса. Конг может девку по ходу, конечно, скинуть. Но не станет. Ему дали денег. Кстати, баранов у председателя забирал Конг и переправлял бородачам, потом бараны уходил в горы на кормежку лесным братьям. Платили, понятно, фальшивками. Думаю, у Конга есть и реальные деньги. Конг должен отработать гонорары, иначе ему свои же кинут предъяву. Что будет за дело, никто, кроме Конга, не знает. Но планируют они большой бум.

Штурман примолк вдруг и как-то странно взглянул на Макогонова, будто в голову ему пришла важная мысль.

— Слушай, брат, а что у нас за даты на носу?

Макогонов посмотрел на часы. Потом взглянул на Штурмана.

— Первое сентября две тысячи второго года.

— Школы?

— Школа!

— Еп!..

Штейн тяжело задышал.

— Надо ехать к Ибрагиму.

— Поедем, — сказал Штурман, закуривая. — Только я одного не могу понять во всей этой истории с Мельником. Они что такие тупые в самом деле? Или мы очень умные?

— И то и то, — с улыбкой, что бывает редко, ответил Макогонов.

Дом Ибрагима кособочился. Такие дома были повсюду. В крышу попал снаряд, битым шифером заложил Ибрагим дыру.

— Что ты думаешь, начальник, — говорил Ибрагим, — мне дома своего жаль? Не жаль. Мне, начальник, и жизнь свою не жаль. Потому что прошла моя жизнь в суете. Кто виноват? Не ищи виноватых и ты, начальник, когда беда придет в твой дом. Я скажу главное, когда соберешься уходить… Мой брат Багаутдин женился на русской, когда мы вернулись из Казахстана на родину. В Грозном жило много русских. И армян, и евреев. Я был старшим мужчиной в моей семье, и я был не против этого брака. Дед однажды не встал с колен, когда молился Аллаху. Он умер. Аллах услышал его молитвы и забрал. Русская жена моего брата долго не могла родить. Но однажды, став уже взрослой женщиной, она родила мальчика. Мы назвали мальчика Жевлади. Я был в зоне и мне писали, как выглядит мальчик и на кого похож. Он был похож на свою русскую мать. Его мать говорила моему брату, что у русских считают таких мальчиков счастливцами. С возрастом волосы у мальчика потемнели, и он перенял некоторые черты от своего отца. Его отец, мой брат, был честным человеком. Я был вором, а мой брат работал шофером на автобазе, водил самосвал на стройках. В девяносто четвертом я вышел на волю. В тот год чеченцы готовились к войне. Мой племянник уходил из дома и становился в круг на площади перед президентским дворцом. Он не умел танцевать, как мой дед и его прадед, но он видел, как другие упирались лбами в затылки друг друга и шли все вместе к своей погибели. Мой племянник захотел умереть. Он стыдился своей русской матери. Кто виноват в том, что он стал солдатом?.. Когда в Новый год русские вошли в Грозный, мой племянник сражался с ними как воин. Он был смелым воином. Но мой брат ушел искать его. И мы ходили днями и ночами по городу, чтобы найти тело моего племянника. Мой брат хотел, чтобы его сын пал героем в первом же бою, чтобы он не жил с этим грузом. Но случилось по-другому. Мы вышли на площадь, перед нами остановился бронетранспортер. На броне сидели русские солдаты. И когда они увидели нас, то один крикнул: «Смотрите, чехи!» И тогда другой, офицер, сказал им: «Валите, раз чехи!» И солдаты выстрелили в нас. Багаутдин стоял передо мной. Пули попали ему в грудь. Мы упали, брат повалился на меня. И мы умерли. Но потом я отомстил один к одному — я убил одного солдата, я выбрал самого крепкого и мужественного. Я выстрелил ему в лицо. И успел уйти, и пули русских не догнали меня. Я отомстил и успокоился. Я стал служить вам не потому, что правда была на вашей стороне, а потому, что правды не было и на нашей. Но другие продолжали сражаться до конца. Среди них был Жевлади, мой племянник. Он сошел с ума, когда я сказал ему о смерти отца. Его мать пропала, и следа не осталось от нее. В дом, где жили мой брат с семьей, влетел снаряд. И дома не стало. Моя сестра пряталась в селе. Они выжили. Они выживают и теперь. Жевлади мне не сын, но он мой племянник.

Ибрагим поморщился, как от зубной боли.

— Уходи, начальник, и больше не приходи в мой дом. Не потому что я ненавижу тебя, потому что ты ненавидишь меня. Скажу еще, ты не обижайся, начальник. Ты козел. Подожди, дослушай… Есть такое выражение в чеченском языке: «Хо божь ю!» «Ты козел!» — так переводится дословно на русский. Но смысл другой — не оскорбительный. Наоборот. Козел в том смысле, что ты ведешь стадо, а за тобой овцы идут послушно. Овцы верят в тебя, что ты спасешь их, доведешь до кошары, не отдашь на съедение волкам. Прости, начальник, пойми правильно. И главное. Спаси Малику. Спаси, начальник! И помни, помни, что первого сентября