В целом само по себе это потрясающее обретение – то, что у нас есть эта абсолютная свобода иметь работу и свобода не иметь работы. Мы, правда, своего счастья не поняли, потому что сразу были напуганы безработицей – все эти ужасные сокращения, закрывающиеся предприятия и учреждения. Огромное количество людей пережили увольнения, были какое-то время без работы. Это создало панику. На первое место в мире по числу самоубийств наша страна вышла именно в 1994 году – как раз на фоне этих бесконечных «сокращений».

Но здесь важно все-таки с этой паникой справиться и понять: ситуация на самом деле выгодная, даже замечательная. Во-первых, избавление от рабства, что само по себе – подарок, а во-вторых, поскольку тебе перепоручается твоя собственная жизнь, ты становишься активным деятелем, перестаешь быть зависимым и можешь делать что-то, что считаешь для себя важным. Но для этого нужно включить интеллектуальную функцию…

И вот: самая большая проблема, с которой мы столкнулись, потому что «сокращенный» человек не включает свою интеллектуальную функцию, он ищет, где бы спрятаться от безработицы. Однажды я переживал что-то подобное. С детства я собирался быть военным врачом, и вся жизненная перспектива рисовалась передо мной удивительным образом – четко и однозначно. Где я получу образование, где буду служить после окончания академии, как поступлю в адъюнктуру, буду работать на кафедре, защищу диссертацию – одну, потом другую, как потом стану профессором и буду руководить кафедрой. И наконец, выйду на пенсию – военную. Будет у меня машина, дача, квартира и счастливое семейство. Для меня все было абсолютно понятно, потому как вот два моих деда – уже на той самой военной пенсии, вот мой отец, дядя, другой дядя – на флотах да на кафедрах… Все было понятно. Мысль, что может быть как-то по-другому, показалась бы мне тогда просто абсурдной. А что получилось?

Ну академию я, положим, закончил. А дальше? Дальше меня по болезни уволили. Даже не в запас, а в отставку. Старший лейтенант в отставке – ни много ни мало. И вот я оказался без работы, и не только без работы, но и вообще – в другом мире. Потому как что такое гражданское здравоохранение – я не знал в принципе. Я в поликлинике детской никогда не был. А что люди ходят в какие-то больницы, где врачи без погон, – это была для меня и вовсе необыкновенная новость. Это примерно то же самое, как когда человек, который двадцать лет отработал на одном каком-то предприятии, вдруг оказывается на улице. И у него в голове одна мысль: он не может жить без своего завода. А сколько целых городов с градообразующими предприятиями? Закрыли завод – все, конец. Жизнь закончилась. Но почему, собственно, закончилась?.. Как так? Она закончилась только потому, что вы ничего не стали делать после того, как закрылся завод. А для того чтобы начать что-то делать, надо включить эту самую мозговую функцию.

Существуют государства, которые безбедно живут, не имея совершенно никаких полезных ископаемых – ни нефти, ни газа, вообще ничего. Но они же как-то живут и умудряются в целом неплохо существовать, причем не продавая, а покупая у других стран для собственных нужд и нефть, и газ… Поэтому то, что ты теряешь работу и становишься безработным, – это исключительно психологическая проблема. Это вопрос того, что ты начинаешь делать, понимая, что работа тебе нужна и ты должен себя каким-то образом найти в новых, изменившихся обстоятельствах жизни. И надо сказать, что огромное количество очень богатых ныне людей обязаны своим успехам именно тому, что в свое время они были благополучно уволены с работы.

– А я вот могу понять этот ужас и растерянность людей более старшего поколения, причины их неприспособленности к новым экономическим условиям. Несколько поколений наших людей выросло на другой идеологии, они были приучены к одному стилю жизни, способу мыслить и не приучены к другому. Они успели проработать десятки лет «по-старому». Понятно, что у них эта шестеренка в голове не сработала, и понятно, почему она не смогла сработать. С чего? У них нет опыта думать в эту сторону!

– Это самая большая проблема.

– Но и сейчас много, даже очень много молодых людей, недавно закончивших школу, которые мечтают о наемной работе «от звонка до звонка». А ведь они не застали социализма, не успели пожить в нем. Но они не видят этой радости и новых возможностей творить, выбирать работу – вот так, как вы говорите. Они не хотят творить, они хотят социальных льгот и требуют себе хорошую зарплату. И куда они идут? Правильно, в те профессии, где сохранилась эта государственная опека, фактически доперестроечная, например в милицию. А если они не могут встроиться в бизнес, то озлобляются, ищут виноватых. Отсюда и эти «жесткие» молодежные течения. Эти люди не успели побыть рабами, но фактически этого ищут.

– Это же естественно! И происходит это по той простой причине, что мы так и не изменили статуса работы в пространстве жизни и свои представления о работе.

– Мы – это кто?

– Общество. Изменилась сама работа – по умолчанию, а представление о ней осталось прежним. У нас до сих пор в языке осталось это словосочетание – «получать зарплату». Не зарабатывать деньги, а именно «получать плату». Во множестве стран даже в армию люди идут, чтобы заработать. Другое дело, что там они зарабатывают не только деньги, но и медицинскую страховку, возможность бесплатного обучения в вузе, какие-то еще дополнительные льготы. Но для западного человека медицинская страховка, образование – это вполне себе «живые» деньги.

А у нас как не было понимания, что на работу ты идешь зарабатывать, так и нет. Ну нигде с такой настойчивостью не задают вопрос психотерапевту: «Доктор, мне обязанности увеличили в три раза, а оклад не повысили… Как просить о повышении?» Вообще-то говоря, это банальность: у тебя увеличивается круг функциональных обязанностей, значит, тебе должны поднять зарплату. Вообще это должны сделать автоматически, но если кто не понял или забыл – просто напомните. Ну это, по крайней мере, логично. Человек раньше на такую-то сумму производил продукт, теперь на другую, в три раза большую, – «где деньги, Зин?»

Нам же это и в голову не приходит. Мы себя неловко чувствуем… Боимся вопрос поднять. Видимо, продолжаем думать, что имеем дело с каким-то абстрактным государством, которое само знает, сколько кому давать, а не с конкретным бизнесменом, который за счет труда своих работников увеличивает свои прибыли и должен, соответственно, со своими работниками этими прибылями делиться. Но нет, мы ждем, что нам с широкого барского плеча… Да не будет никакого «плеча», если мы не поймем, что работа – это не отсидка, а способ производства ценностей. А следовательно, если мы производим ценности – по сути деньги, – они, какой-то своей частью, нам принадлежат.

Смысл работы – заработок. Это так, и от этого никуда не деться. Все остальное, не за деньги, – развлечение. Зачем я буду ходить на работу, если я ничего не зарабатываю? Я лучше в футбол погоняю, в лес съезжу, на природу… Потому как если это не вопрос денег (потому что мне их все равно не платят), то лучше уж, наверное, я придумаю сам, как мне мое свободное время провести, так ведь? Но нет, понятие «заработка» так в нашей культуре и не оформилось.