Головы поворачивались в сторону группы людей, пробиравшихся к микрофону. Журналисты расступались, давая им пройти. Вытянув шею, я увидел мужчину и женщину средних лет – напряженных и взволнованных. За ними шел мужчина моложе, лет двадцати.

Возглавлял процессию Адам Одуйя.

Активист со строгим, почти торжественным выражением лица прокладывал дорогу сквозь толпу. Окружавшая его аура уверенности подчеркнуто контрастировала с подавленностью сопровождавших его людей. Они следовали за ним, стараясь держаться ближе друг к другу и бросая беспокойные взгляды по сторонам.

Уорд сделала еще одну попытку:

– Я прошу вас сохранять терпение, пока мы расследуем это дело…

Но ее никто не слушал. Все смотрели на Одуйю и людей с ним. Он остановился перед Уорд, не обращая внимания на микрофоны и объективы, повернувшиеся теперь в его сторону.

– Это Сандра и Томас Горски, – громко объявил он, чтобы все его слышали. Одуйя махнул рукой в сторону юноши, который опустил голову еще ниже. – Это их сын, Люк. А это их двадцатиоднолетняя дочь, Кристина.

В руках он держал большую глянцевую фотографию и теперь повернул ее так, чтобы все могли увидеть лицо девушки. Стоявшая рядом с Уорд пресс-секретарь поспешно шагнула к микрофону:

– Прошу прощения, но это общественное собрание. Если вы обладаете информацией…

– Семья имеет право на то, чтобы ее выслушали! – Одуйя не кричал, но голос его заглушал остальных. Я смотрел, как сквозь толпу к нему проталкиваются полицейские. – Кристина пропала из Блейкенхита пятнадцать месяцев назад. Все это время никто не видел и не слышал о ней. И тем не менее, несмотря на неоднократные обращения в полицию, для ее поисков не было предпринято ничего!

– Если вы обладаете какой-либо информацией, будьте добры, поговорите с одним из наших офицеров…

– Отчаявшись, сегодня утром Сандра и Томас связались со мной, – продолжил он. – Им больше некуда было обращаться, потому что их дочь…

Произошла заминка, потому что первый из констеблей почти пробился к нему. Одуйя выставил перед собой фотографию, как меч.

– Потому что их дочь, Кристина Горски, была на шестом месяце беременности!

Констебль сделал попытку взять его за руку, что привело к столпотворению. Журналисты выкрикивали вопросы, но Уорд положила руку на плечо пресс-секретарю, прежде чем та успела что-либо сказать. Она шепнула что-то Уэлану, тот кивнул и произнес пару фраз в свой мобильник. Констебль, пытавшийся помешать Одуйе, остановился, отступив на полшага, и продолжал настороженно наблюдать за ним.

– Прошу вас, успокойтесь! – проговорила Уорд в микрофон. – Потише, пожалуйста!

Последние слова микрофон сопроводил фоновым свистом, который прокатился над толпой репортеров. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь щелканьем затворов.

– Старший инспектор Уорд, из уважения к семье Горски готовы ли вы подтвердить, что одна из жертв, обнаруженных в Сент-Джуд, была беременна? – крикнул Одуйя.

– Из уважения ко всем жертвам и их семьям я не собираюсь оглашать никакой информации, способной помешать полицейскому расследованию. Они заслуживают лучшего к себе отношения, – парировала Уорд. Розовые пятна на щеках выдавали душивший ее гнев. – В то же время я сочувствую мистеру и миссис Горски и их семье. Понимаю, насколько огорчительно…

– Наша дочь пропала более года назад! – перебила ее Сандра Горски. Муж стоял рядом с ней, стиснув зубы и глядя прямо перед собой. – Нам не надо вашего сочувствия, нам нужно, чтобы вы сделали хотя бы что-нибудь!

Уорд вздрогнула, как от пощечины.

– Обязательно, обещаю вам. Однако обсуждать это лучше не на общественном собрании. Пройдите с одним из наших сотрудников, и, даю вам слово, я выслушаю то, что вы сообщите. Спасибо, у меня все.

Она повернулась и отошла от микрофона, прежде чем кто-либо успел сообразить, что выступление закончилось. Журналисты выкрикивали вопросы. Я увидел, как Уэлан, пробравшись к Одуйе и семейству Горски, коротко переговорил с ними, а затем повел их сквозь полицейское оцепление к машине, на которой приехала Уорд.

Вопросы продолжали сыпаться, но толпа журналистов начала редеть. Они явились сюда в ожидании новостей. Что ж, они их получили. Повернувшись, чтобы уходить, я вдруг ощутил на себе чей-то взгляд. Я оглянулся в ту сторону, где стоял Эйнсли, полагая, что это, скорее всего, он. Однако коммандера там уже не было, хотя в толчее газетчиков, фотографов и телевизионщиков я мог его просто не заметить.

Когда я вернулся в морг, кости молодой матери уже просохли. Собрать их обратно в нужном порядке не составило особого труда, но даже более тщательный осмотр не выявил ничего нового. Никаких следов сросшихся переломов, никаких других особенностей скелета, которые помогли бы с идентификацией. Единственное, что я смог добавить к прежним выводам, – более точную оценку роста.

Измерение роста – задача не такая простая. Если у живого человека для этого достаточно замерить расстояние от ног до головы, то у скелета отсутствие мягких тканей и деформация позвоночника искажают результат и затрудняют идентификацию. Хотя приблизительно рост можно вычислить по длине костей рук или ног, при наличии полного скелета использование нескольких его фрагментов, таких как череп, позвонки и бедренные кости, позволяет получить более точный результат. С помощью кронциркуля я вычислил, что при жизни рост женщины составлял примерно сто шестьдесят три сантиметра. Ну или пять футов пять дюймов, плюс-минус полдюйма.

Работая, я старался не думать о том, что произошло около Сент-Джуд, но совсем из головы это у меня не выходило. Я сознавал, что мумифицированные останки, превратившиеся теперь в набор гладких белых костей, принадлежали раньше молодой женщине, у которой были родители, друзья. Жизнь. И пусть она завершилась на грязном чердаке, эти кости сообщали мне больше о человеке, чем об обстоятельствах его смерти. Я должен был обойтись без напоминаний о том, как важно оставаться отстраненным, поскольку знание того, кому принадлежали останки, могло хоть немного, но повлиять на мои оценки. Убеждать себя в том, что это пока не подтверждено, что у больницы сегодня могли находиться убитые горем родители совсем другой девушки. Но даже вероятность имени сокращала дистанцию между мной и жертвой.

Словно кости у меня в руках сделались тяжелее.

Я почти закончил, когда телефон во внутреннем кармане завибрировал. Я ожидал звонка, поэтому не удивился, увидев, что это опять Уорд. Она не стала терять время зря.

– Вы еще в морге?

– Да.

– Не уходите. Я пришлю стоматологическую карту. Хочу, чтобы вы сверили ее с жертвой с чердака. Как скоро вы сможете определить, совпадают ли они?

– Это зависит от того, что вам нужно: детальный анализ или общее сравнение.

Затруднений с последним я не ожидал. Любой судебный антрополог обладает достаточными навыками для того, чтобы сравнить прижизненные данные о зубах с зубами умершего. Однако что-либо более сложное лучше доверить специалисту.