В начале сентября ему было легче всего принять решение, санкционирующее стратегический воздушный удар по Британии, посредством которого главнокомандующий ВВС Геринг надеялся уничтожить британский воздушный флот и военную промышленность, особенно с большим численным преимуществом германских воздушных сил, которые смогли бы в воздушных сражениях нанести Британии тяжелые потери, которые определенно способствовали бы успеху нашего запланированного вторжения, если бы оно осуществилось. Но массированное наступление германской авиации, несмотря на то что оно было выполнено с высоким мастерством привлеченных немецких частей, постепенно сошло на нет, поскольку возникло иллюзорное и утешительное чувство, что британские воздушные эскадрильи были полностью уничтожены; и операция «Морской лев» так никогда и не осуществилась, потому что никто не осмелился предсказать хорошую погоду на достаточно долгий период. Победа над Британией осенью 1940 г. оказалась иллюзорной, и последний шанс на быстрый исход войны был окончательно потерян.

Гитлер никогда не говорил нам, военным, питал ли он когда-либо надежду на прекращение войны с Британией после разгрома Франции. Я точно знаю, что такие попытки были, однако, когда я откровенно спросил об этом у Гитлера, он с уверенностью заявил, что никаких прямых переговоров с Британией не проводил, если не считать предложение [мира], прозвучавшее в его речи в рейхстаге 19 июля. Однажды, без сомнения, британские архивы покажут миру, какая из этих версий – правда.

Мы вернулись в Берлин из нашей штаб-квартиры в Черном Лесу, чтобы присутствовать на том незабываемом заседании рейхстага 19 июля. Никогда ранее и никогда впоследствии генералы германских вооруженных сил не представлялись в таком полном составе на трибунах этого здания. Мое место находилось позади Редера и Браухича на правительственных местах, позади кабинета министров, в то время как Геринг занял кресло председателя рейхстага. Фюрера встретили страшным ревом оваций, как только он вошел в зал, точно так же, как было, когда он приехал в Берлин и когда проезжал Бранденбургские ворота.

Слава, пролившаяся на вооруженные силы на этом заседании рейхстага, была, наверное, самым удивительным событием в моей жизни солдата. Почтение, выраженное в форме повышений и награждений высшего командования – в основном сухопутных войск и ВВС, – превзошло все ожидания; Геринга произвели в рейхсмаршалы и нагладили Большим крестом к его Железному кресту.

Что же до меня [Кейтель был произведен в генерал-фельдмаршалы], то я считал, что все это уж чересчур хорошо, потому что, не желая обидеть чувства других генералов, которые были произведены в фельдмаршалы, меня смущало, что это звание больше не присуждается только «воинам» передовой. Я не нахожу причин для оказания таких почестей мне, как начальнику ОКБ, или госсекретарю министерства авиации [генерал-полковнику Эрхарду Мильху]. Я не был фронтовым генералом и не вел войска в бой. Я не понимаю, почему вместо этого генералы ВВС не были произведены в Luftmarschälle – «маршалы авиации». Я бы солгал, если бы утверждал, что мне была неприятна эта честь, но я бы также солгал, если бы утверждал, что в душе мне не было стыдно за себя, хотя поздравления от всего правительства, когда Гитлер, в самом конце, назвал мое имя, показали, что они были совершенно согласны с моим повышением.

Это был тот самый случай, когда Гитлер назвал тогда Wehrmacht-Führungs’-Amt – оперативный отдел вооруженных сил – «мой собственный оперативный штаб вооруженных сил» и произвел его начальника, генерал-майора Йодля, в полного генерала, минуя звание генерал-лейтенанта.

Вскоре после заседания рейхстага Гитлер переехал в свою квартиру в Бергхофе; вместе с Йодлем и несколькими другими сослуживцами я тоже вскоре уехал на квартиру рейхсканцелярии в Берхтесгаден, и в конце июля я взял десятидневный отпуск, чтобы навестить моих друзей по охоте в Померании. Это был последний раз, когда я сбросил с себя мое ярмо на несколько беззаботных дней, чтобы провести время, охотясь на косуль, оленей и кабанов, прогуливаясь с друзьями по Хельмшероду и наведываясь в Хильдесхайм за покупкой нового фермерского инвентаря и резиновых покрышек для телег в поместье. Во время этих нескольких дней я вновь в полной мере ощутил себя фермером – моя заветная мечта, последний раз в моей жизни.

Когда я после отпуска, примерно 10 августа 1940 г., вернулся в Берхтесгаден, я еще не знал о дальнейших планах Гитлера; я знал только, что нет никакой надежды на прекращение войны с Англией, поскольку за ней стояли Соединенные Штаты и все их безграничные ресурсы. Теперь наши замыслы о вторжении [в Британию] осенью 1940 г. должны были быть отложены по крайней мере до весны 1941 г., и нам оставалось только выискивать другой способ, как склонить Британию к миру.

Фюрер приказал мне рассмотреть дальнейшую перспективу поддержки Италии в войне с англичанами в Северной Африке и лично встретиться с маршалом Бадольо, начальником итальянского Генерального штаба; я должен был предложить ему две германские танковые дивизии, осознавая то серьезное положение, в котором оказался их главнокомандующий, маршал Грациани, в Триполитании, где на границе итальянской колонии стояли англичане. Йодль и я на полтора дня остановились в Инсбруке, чтобы обсудить эту тему, которая, естественно, поднимала и другие вопросы, связанные с военными действиями Италии, особенно их проблемы с вооружением, укрепления противовоздушной обороны военных заводов в Северной Италии, помощь в поставке топлива и т. д.

Наши переговоры с Бадольо закончились его отказом от нашего предложения, заявлением, что танки в пустыне будут неэффективны, поскольку потеряют в песках пустыни свою мобильность. Единственный конкретный результат, которого мы добились, была ветчина, которую оставил нам Бадольо в комнате отеля, как продовольственную «субсидию». В штаб-квартиру в Берхтесгадене мы вернулись, так и не выполнив своей миссии. Нашим единственным достижением было соглашение, что мы отправим в Северную Африку команду танковых экспертов под командованием полковника барона фон Функа.

Дополнительной мерой в нашей кампании против Британии, о которой договорились фюрер и Муссолини, была отправка частей германских ВВС в Южную Италию, чтобы затруднить передвижение конвоев по Средиземноморью к британским морским и военно-воздушным базам на Мальте и таким образом защитить морские пути из Италии в Триполи, которые уже подверглись атакам британцев. Все это, к сожалению, нельзя было сделать без существенного ослабления германских [военно-воздушных] сил на линии фронта, втянутых в битву за Англию; но Муссолини уговорил фюрера, пообещав ему отправить итальянские подводные лодки против англичан в битве за Атлантику. Но такое предложение было невыгодно для нас, так же как и использование итальянских ВВС, чьи действия против Британии из Северной Франции потерпели полное фиаско. Фюрер, однако, решил, что он не может отказаться от этого предложения без того, чтобы не обидеть Муссолини, поскольку мы в это время также планировали отправить в Средиземноморье свои подводные лодки.

В конце концов фюрер решил – держа это в полном секрете от Италии – захватить Гибралтар, конечно же с согласия Испании. Для этого еще необходимо было провести дипломатическое прощупывание и военные исследования, но работа над этим должна была начаться очень скоро.