в) По неброненосным судам. С 60 до 40 кабельтовых — чугунные; с 40 кабельтовых и менее — фугасные.

г) По миноносцам. Чугунные или фугасные.

75-мм:

а) По большим судам. Всегда стальные.

б) По миноносцам. Днем — стальные, а ночью — чугунные, так как тут важно лишь моральное действие, фейерверк, когда броненосец открывает огонь со всего борта.

Подписал: лейтенант В. Черкасов.

Показание в следственной комиссии по делу о бое 28 июля старшего артиллерийского офицера лейтенанта В.Черкасова 1-го

(Из сборника рапортов и донесений “Русско-японская война 1904-1905 гг. Действия флота. Документы. Отд. III. 1-я Тихоокеанская эскадра. Кн. 1. Действия на южном морском театре войны. СПб., 1913. Вып. 6. Бой 28 июля 1904 года. С. 54-60.")

Стрельба 1903 г. не была закончена. Последняя боевая стрельба была по двум лайбам. Наши комендоры вообще стреляли очень хорошо. Когда 28 июля шли в бой, то на “Пересвете” недоставало одной 6-дм пушки, а две 6-дм были установлены накануне с “Баяна”. Из Артура мне удалось привезти вырезку из артиллерийского формуляра броненосца “Пересвет”, где бой 28 июля был записан мною на третий или четвертый день, а потому позволяю себе привести копию с этого формуляра.

Когда мы вернулись в Артур, то стемнело чрезвычайно быстро. С нами остались только “Победа”, “Полтава” и “Властный”; “Цесаревича” мы потеряли в темноте около полуночи, а “Ретвизан” перед встречей с миноносцем.

Когда в темноте увидели недалеко какое-то судно, мы открыли по нему огонь, думая, что это неприятельский миноносец, но когда корабль этот на наш огонь стал отвечать нам артиллерийским же огнем, мы предположили, что встретились случайно с только что потерянным “Ретвизаном”, и было отдано приказание прекратить огонь; но вскоре ко мне на мостик принесли осколок японского 57-мм снаряда (головку и поддон), ударившего в носовую 10-дм пушку.

Благодаря ему и размерам выбоины в пушке и бортовой пробоине было определено, что встреченное ночью судно было не “Ретвизан”, а неприятельский миноносец. Потом мы узнали, что тот же миноносец пустил мину в “Полтаву”. Для отражения минных атак мы поворачивались все к появившимся миноносцам кормой и давали полный ход, что, несмотря на темноту и отсутствие предупредительных сигналов, выполнялось отрядом весьма стройно.

Компасов у нас не было, места своего на карте мы не знали. Правили по Полярной звезде. Считая себя ближе к Артуру, боялись подойти к банке “Хацусе”, почему легли на обратный курс. С рассветом увидели скалу Энкаунтер Рок. Послали “Властный” за тралами в Артур, но он вскоре вернулся и доложил, что вход охраняется “Ниссином” и “Касугой”. Приготовились к бою и пошли прямо в Артур но никого не встретили.

Адмирал князь Ухтомский приказал поднять сигнал “следовать за мной” под правым крылом верхнего мостика, что над боевой рубкой (54 фута от ватерлинии). Под носом у нас прошли “Аскольд” и “Диана”, последняя близко. Старший штурман, опасаясь столкновения, кричал на нее, что мы плохо управляемся, а флаг-офицер лейтенант Стеценко, — чтобы репетовали наш сигнал. В это время бой продолжался, шла стрельба, и не знаю, слыхали ли это на “Диане”. Лейтенант Стеценко долго изо всех сил кричал все то же самое на “Диану”, а когда та прошла, кричал то же самое нашим мателотам. Кажется, было приказано просемафорить, но об этом наверное не помню.

Про подходивший к борту миноносец ничего не слыхал, такового не видел, и разговора об этом на мостике на было. Адмирал фактически не мог принять командования, на сигнал его никто не отвечал, а подозвать к себе кого-либо не представлялось возможным. Наступившая весьма быстро темнота помешала всем попыткам.

“Ретвизан” шел прямо на Артур, остальные корабли имели разные курсы. Вероятно, предполагали, что нашего адмирала нет, потому что все наши надстройки, трубы, мачты, мостики и прочее были сильно искалечены, у нас не было не только адмиральского флага, но и ни кормового, ни стеньговых, так как все было снесено.

О посылке человека с сигналом на марс вопрос возникал и, конечно, задержка была не за разысканием охотника, а в том, что на марс было трудно попасть; мачта против боевой рубки была разбита, по-видимому, 12-дм снарядом, внутри оба трапа были загромождены и перекалечены, тут же лежал убитый и заваленный обломками барабанщик, сама мачта грозила падением, а сигнальные флаги, спущенные с марса вдоль широкого основания мачты, развивались бы еще менее, чем под крылом мостика, разница же в высоте подъема была бы не более 10-12 футов.

В этот момент было безветрие, или же мы шли по ветру, так как флаги висели, как в штиль, и для большей видимости их приходилось трясти. По моему мнению, попробовать поднять сигнал под марсом, пожалуй, и следовало, но не думаю, чтобы это много помогло делу. Рассчитывали на то, что раз адмирал передает командование, то взоры всех должны быть обращены на “Пересвет ”, и увидят сигнал, где бы он ни был поднят. Передаче сигнала помешала, главным образом, быстро наступившая темнота.

Раз адмиралу не удалось соединить эскадру вокруг себя, то оставалось только самому идти на соединение; крейсера “Аскольд” и “Диана”, проскочивши вперед, вскоре скрылись, “Ретвизан” шел на Артур, “Севастополь” и “Полтава” были отставши от нас, и, следовательно, повернув в Артур, мы вскоре соединимся с ними. Мы пошли в Артур по приказанию адмирала держать в кильватер “Ретвизану”. До наступления темноты выяснилось, что все броненосцы идут в Артур. “Цесаревич” и “Полтава”, по-видимому, справились со своими повреждениями и шли в строю. Мы не имели существенных потерь, и если мы в том же составе вернемся в Артур, то бой не может считаться проигранным, а лишь кончившимся вничью.

Почувствовали же мы себя побежденными лишь на другой день утром, когда узнали об отсутствии поврежденного “Цесаревича” и бросившихся куда-то “Аскольда”, “Дианы” и “Новика”; мы считали их погибшими. Эскадра наша ослаблена их отсутствием, и тогда приходилось согласиться, что в этом бою японны одержали победу.

Если бы даже нам удалось после боя соединиться и построиться в правильный строй, то полагаю, что все же благоразумнее было бы идти всем вместе в Артур для исправления повреждений, хотя бы в виде временной заделки, чем продолжать путь во Владивосток, куда наверное ни один из нас и не дошел бы.

О полученных нами повреждениях, особенно подводных, мы знали очень мало и могли судить о них только по изменившимся мореходным качествам, скорости хода, качке, крену, числу затопленных водой отделений, а о величине подводных пробоин только по аналогии с надводными, кои, как известно, были очень велики.

“Пересвет" В Порт-Артуре после сдачи крепости японцам