Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуй, – Светлана осветилась лицом и прижала к себе морду Радды.
Радда постояла, заряжаясь от хозяйки теплом и любовью, а потом тихо пошла на своё место и легла на тюфяк.
Она устала от дороги.
– Пятьдесят рублей, – напомнила Светлана.
– Есть, – сказал Адам. – Но я не дам.
– Тише… – Светлана сделала испуганные глаза.
Адам вошёл в комнату. Райка сидела среди подушек.
Светлана купила в универмаге штук десять подушек и пошила на них синив вельветовые чехлы. На вельвет липли собачьи волосы, которые не брал пылесос, и надо было снимать каждую волосинку отдельно. Каждый раз, когда Светлана пыталась навести уют, это оборачивалось в свою противоположность.
– Вадим, ты прекрасно выглядишь! – искренне восхитилась Райка, вскинув на него крупные наглые глаза.
– Ты тоже, – сказал Вадим, чтобы быть вежливым.
Райка сидела в платье с низким декольте. Она всегда носила низкие декольте, видимо, ей сказали, что у неё красивые шея и грудь. Может быть, когда-то это было действительно красиво, но сейчас Райке шёл сорок девятый год, и эти сорок девять лет были заметны всем, кроме неё самой. На вопрос: «Сколько тебе лет?» – она отвечала: «Уже тридцать семь», – и при этом надевала выражение, которое она усвоила в детском саду, – выражение счастливого, незамутнённого детства. И такой же голос – под девочку, едва начавшую говорить. И Вадиму всегда хотелось её спросить: «Девочка, ты не хочешь пи-пи?»
– У него нет денег, – виновато сказала Светлана.
– Есть, – возразил Адам. – Но они мне нужны.
– Я сейчас у соседей попрошу, – смутилась Светлана и пошла из комнаты. Она шла, странно ступая, будто её ноги были закованы в колодки.
– Что у тебя с ногами? – спросил Адам.
– Она мои туфли разнашивает, – ответила Райка. – Я купила, а они мне малы.
– Так ей они тем более малы. У неё же нога больше.
– Потому она и разнашивает.
Адам решил не продолжать разговор. Они с Райкой существовали каждый на своей колокольне и не понимали друг друга. Адам думал о Светлане, а Райка – о туфлях.
– Как у тебя настроение? – участливо спросила Райка.
Адам глянул на неё, и ему показалось, что, если он пожалуется на настроение, Райка тут же предложит его исправить. По отношению к Светлане она была не только вымогательница, но и предательница. Светлана совершенно не разбиралась в людях, вернее, изо всех людей она предпочитала тех, с кем бы можно было делиться собой и они бы в этом нуждались. Но дружба – процесс двусторонний. Светлана мирилась с односторонностью и, сталкиваясь со злом, только удивлялась и недоумевала. Как Радда. У них были одинаковые характеры.
– У меня все в порядке, – сказал Адам, глядя на свои руки, чтобы не смотреть на Райку. – А ты как?
– Я? Банкрот.
– То есть?
– Ждала у моря погоды и осталась у разбитого корыта.
– Почему?
– Потому что я всегда искала звёзд. А их нет.
То есть «звезды» при ближайшем рассмотрении оказались обычными пьющими мужиками, но с фанабериями и дурным характером.
– Тебе сейчас сколько лет? – спросил Вадим.
– Тридцать семь уже. – Райка всхлопнула ресницами, и уголки её губ летуче вспорхнули вверх.
Вошла Светлана и тут же села, не в силах стоять на ногах. Её ступни вспухли и наплывали на туфли подушками. От всего её облика исходило изнурение.
– Голодает, – сказала Райка. – Идиотка.
– Ты голодаешь? – спросил Адам.
Светлана начиталась переводной литературы о пользе голодания и время от времени приносила своему организму реальную пользу.
– Сегодня на соках, – ответила Светлана.
– Она уже четыре дня на соках, – уточнила Райка. – Потом четыре дня будет пить зелёный чай с мёдом. Потом четыре дня есть протёртую пищу. А потом ты отвезёшь её в крематорий.
– Вот деньги, – Светлана протянула деньги одной бумажкой.
– Я через неделю отдам, – пообещала Райка.
– Не думай об этом. В крайнем случае я отдам, а ты мне, когда сможешь.
Адам поднялся и пошёл на кухню. Светлана вышла следом.
– Сними туфли! – приказал он.
– Почему?
– Потому что тебе больно! Потому что у тебя будет гангрена!
– Это неудобно. Она уйдёт, тогда я сниму.
– Я сейчас сам сниму и дам ей туфлей по морде.
– Но что же делать? Они ей малы…
– Пусть отнесёт в растяжку, в обувную мастерскую.
– Да. Но там наливают воду, и обувь портится.
Светлана тоже стояла на Райкиной колокольне и думала не о своих ногах, а о её туфлях. Адам смотрел на жену. Она исхудала, и её глаза светились одухотворённым фанатическим блеском. Лицо она намазала кремом, смешанным с облепиховым маслом, от этого оно было жёлтым, как у больной.
Адам сел перед ней на корточки и с трудом стащил туфли, они были малы размера на три.
– Прекрати голодать, – попросил Адам.
– Жаль прерывать. Столько мучилась. Только четыре дня осталось.
«Через четыре дня и скажу, – подумал Адам. – А то она просто не выдержит». Решив это, он успокоился, и даже Райка перестала казаться такой зловещей фигурой. Просто несчастная баба со своими приспособлениями.
Адам вернулся в комнату и сказал Райке:
– В каждом проигрыше есть доля выигрыша. И наоборот.
– Ты о чем? – не поняла Райка.
– О разбитом корыте. Может быть, оно было гнилое, это корыто. Тридцать семь лет – ещё не вечер.
Райка усмехнулась.
Адам сел на диван в вельветовые подушки. Райка и Светлана стали чирикать какие-то светские сплетни, хотя им правильнее было бы чирикать о внуках. Сплетни Адама не интересовали. Он прикрыл глаза и, как в воду, ухнул в воспоминания.
…Они вернулись после суда. Инна сказала: не уходи… и стала его целовать, целовать, целовать будто сошла сума, – каждый палец, каждый ноготь, каждый сустав, и он не мог её остановить, и ему казалось, что он попал под бешеную летнюю грозу, когда земля смешивается с небом…
Адам сидел, прикрыв глаза. Сердце его сильно стучало, а под рёбрами, как брошенная собака, выла тоска.
– Я пойду погуляю с Раддой.
Он взял собаку и пошёл звонить в телефон-автомат.
Радда неуклюже полезла в телефонную будку, но Адам её не пустил, отпихнул ногой и плотно прикрыл дверь. Он хотел быть наедине с Инной.
Заныли гудки. Потом он услышал её голос.
– Это я, – сказал Адам, волнуясь. – Ну, как ты?